9 ноября 1937 года. Член ВКП (б) с 1912 года. Я. Жигур».

Донос наркому Ворошилову на Егорова написал и бывший член Реввоенсовета 1-й Конной армии Ефим Щаденко, ставший в ноябре 1937 года начальником Управления по начальствующему составу РККА и заместителем наркома обороны. Многостраничный донос был написан через несколько дней после вступления Щаденко в должность со ссылкой на свидетеля — генерала Андрея Хрулева. Доносчик сообщил, что Егоров в беседе с ними за ужином, «переходя все в более возмущенное состояние», высказывал недовольство недооценкой его личности в период Гражданской войны и незаслуженным, по его мнению, возвеличением роли Ворошилова и Сталина: «…Разве Вы не знаете, что когда речь заходит о гражданской войне, то все везде и всюду кричат до хрипоты, что все сделали Сталин и Ворошилов, а где же я был, почему не говорят обо мне?! Почему борьба под Царицыном, создание Конной армии, разгром Деникина и белополяков приписывается только Сталину и Ворошилову. Это смешно, глупо и позорно! Да, да позорно, возмущенно крича, повторял маршал, особенно подчеркивая, что на Западе все смеются, когда слышат, читают и видят отображенное в литературе, живописи, в искусстве. Возьмите картину “Приезд Сталина в 1-ю Конную армию”. Разве там был один Сталин, разве не было там командующего, а почему меня нет рядом со Сталиным?! Ведь это же позор, кто же разрабатывал, кто руководил всеми операциями. Разве один Сталин, а почему же меня нет рядом со Сталиным, кричал маршал.

…Мы с тов. Хрулевым всячески успокаивали, спорили, доказывали, что смешно не то, что Вы говорите, и позорно не то, о чем Вы говорите, а то, что Вы недовольны своим положением и что маршальское звание Вас не устраивает.

Делясь после впечатлением от слышанного нами, мы с т. Хрулевым пришли к выводу, что, во-первых, у Егорова глубоко сидит старый эсер, рассматривающий исторические события с точки зрения не классовой борьбы, а борьбы личностей, явно переоценивая свою личность в исторических событиях. Во-вторых, Егоров внутренне глубоко недоволен политикой замалчивания личностей и особенно его личности, в-третьих, для него товарищи Фрунзе, Сталин, Ворошилов не являются ни авторитетами, ни уважаемыми товарищами. Скорее наоборот, и, в-четвертых, это то, что он, по существу, резко враждебен всей той политике, которая проводилась и проводится в отношении его личности, его ли только?.. Мы также твердо пришли к выводу, что если в нашем присутствии (комиссаров-большевиков) Егоров позволяет такие возмутительные разговоры и так резко выявлять недовольство своим историческим и прочим положением, то, как же он говорит в кругу своих близких друзей, как Дыбенко, Буденный и другие. Считая это недопустимым со всех точек зрения, я решил Вас поставить об этом в известность как устно, так и письменно.

После отстранения Егорова от должности донос на него написал однофамилец и теска маршала Г. К. Жукова начальник отдела ремонтирования конского состава РККА комкор Георгий Васильевич Жуков. Впервые донос был опубликован писателем Владимиром Карповым в журнальном варианте его книги «Маршал Жуков: Его соратники и противники в дни войны и мира». Приведем полный текст доноса:

«Народному Комиссару обороны Союза ССР тов. Ворошилову Вскрытие гнусной, предательской, подлой работы в рядах РККА обязывает всех нас проверить и вспомнить всю ту борьбу, которую мы, под руководством партии Ленина — Сталина провели в течение 20-ти лет. Проверить с тем, что все ли мы шли искренно честно в борьбе за дело партии Ленина — Сталина, как подобает партийному и непартийному большевику, и нет ли среди нас примазавшихся попутчиков, которые шли и идут ради карьеристической, а может быть и другой, вредительско-шпионской цели.

Руководствуясь этими соображениями, я решил рассказать т. Тюленеву следующий факт, который на сегодняшний день, считаю, имеет политическое значение.

В 1917 году в ноябре м-це, на Съезде 1-й Армии в Штокмазгофе, где я был делегатом, я слышал выступление бывшего тогда правого эсера подполковника Егорова А. И., который в своем выступлении называл товарища Ленина авантюристом, посланцем немцев. В конечном счете, речь его сводилась к тому, чтобы солдаты не верили Ленину, как борцу-революционеру, борющемуся за освобождение рабочего класса и крестьянства.

После его выступления выступал меньшевик, который, несмотря на вражду к большевикам, и он даже отмежевался от его выступления. Дорогой товарищ Народный Комиссар, может быть поздно, но я, поговорив сегодня с товарищем Тюленевым, решил сообщить это Вам. Член ВКП (б) (Г. Жуков)».

26 июля 1938 г. нарком НКВД Ежов представил на утверждение Сталина список лиц, подлежащих расстрелу, в котором было 139 фамилий. Сталин вычеркнул из списка фамилию Егорова и наложил резолюцию: «За расстрел всех 138 человек». Таким образом, благодаря «милости» великого вождя, Егоров прожил еще полгода. Он был расстрелян в день Красной Армии — 23 февраля 1939 года и кремирован на Новом Донском кладбище. Реабилитирован.

Если доносчики Щаденко и Жуков благополучно пережили Великую Чистку и преуспели по службе, то Яну Жигуру (Струмбису) не повезло. Его не спасло ни письмо Сталину, ни обращения из тюремной камеры к Ворошилову. Он был расстрелян в 1938 году, раньше оклеветанного им маршала.

Во время массового психоза и репрессий многие командиры чувствовали себя растерянными и неспособными навести порядок, что сказывалось на состоянии воинской дисциплины и боевой подготовки накануне большой войны. В то время будущий Главный маршал артиллерии, возглавлявший артиллерию РККА в период Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза Николай Николаевич Воронов, говоря о негативном влиянии творимого НКВД произвола на боеспособность войск, в докладной записке наркому обороны писал: «В армии создалась такая обстановка (после 1937 г.), что командир как-то не чувствует себя уверенным в своих действиях: любой подчиненный может в любой момент поднять шум по любому его мероприятию по партийной и комсомольской линии, по линии органов, пойти пожаловаться политруку или военному комиссару, и командир никогда не может быть гарантирован, что немедленно не начнется разбор дела…»

В 1941 году военная контрразведка на короткое время перешла в ведение Наркомата обороны, и на базе ОО ГУГБ НКВД было образовано 3-е Управление НКО, но в августе 1941 года была вновь включена в состав НКВД и создано Управление особых отделов НКВД СССР.

В функции сотрудников особых отделов НКВД входило:

— наблюдение за политическим и моральным состоянием военнослужащих;

— выявление изменников, шпионов, диверсантов и террористов;

— выявление организаций и лиц, ведущих антисоветскую агитацию;

— ведение следствия по государственным преступлениям с передачей дел в военные трибуналы.

Работу особых отделов в начальный период войны характеризуют данные, приведенные в докладной записке заместителя начальника Управления особых отделов НКВД СССР СР. Мильштейна наркому внутренних дел генеральному комиссару госбезопасности Л.П. Берии: «…С начала войны по 10 октября с. г. (1941) Особыми отделами НКВД и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла задержано 657 364 военнослужащих, отставших от своих частей и бежавших с фронта. Из них оперативными заслонами Особых отделов задержано 249 969 человек и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла — 407 395 военнослужащих. Из числа задержанных Особыми отделами арестовано 25 878 человек, остальные 632 486 человек сформированы в части и вновь направлены на фронт. В числе арестованных Особыми отделами: шпионов — 1505, диверсантов — 308, изменников — 2621, трусов и паникеров — 2643, дезертиров — 8772, распространителей провокационных слухов — 3987, самострельщиков — 1671, других — 4371. Всего — 25 878. По постановлениям Особых отделов и по приговорам Военных трибуналов расстреляно 10 201 человек, из них расстреляно перед строем — 3321 человек. По фронтам эти данные распределяются следующим образом…»