Они на матрасе, к счастью, полуприкрытые мехами – хотя это вряд ли имеет значение, поскольку их одежда разбросана по помещению, а в воздухе пахнет сексом, так что понятно, чем они занимались. Алебастр свернулся на своей половине, спиной к ней, его костлявые плечи вздрагивают. Иннон лежит, опершись на локоть, и гладит его по волосам. Он не поднимает взгляда, когда Сиенит отдергивает занавесь, но он не взволнован и не испуган. Хотя в свете их предыдущего разговора ей не следовало бы удивляться, она удивлена – он поднимает руку и зовет ее.

Она не понимает, почему подчиняется. И не понимает, почему раздевается, пока идет через комнату, почему поднимает меховое одеяло за Алебастром и ныряет в приятное тепло рядом с ним. Или почему после этого она прижимается к его спине и обнимает его руками за талию и поднимает взгляд, чтобы увидеть печальную одобрительную улыбку Иннона. Но она это делает.

Так Сиен и засыпает. Насколько она понимает, Алебастр проплакал всю ночь, а Иннон все время был рядом и утешал его. Потому, когда она утром просыпается, выбирается из постели и шумно блюет в ночной горшок, никто из них не просыпается. Ее-то утешить некому, она сидит там и дрожит после ночи. Но в этом ничего нового.

Ладно. По крайней мере, теперь людям Миова не придется воровать младенцев.

* * *

Так проходит время счастья в твоей жизни, которое я не буду тебе описывать. Это не важно. Возможно, ты считаешь неправильным, что я так много времени уделяю ужасам, боли – но боль и формирует нас, в конце концов. Мы существа, порожденные жаром, давлением и обточкой, постоянным движением. Быть глухачом значит… не жить.

Но важно то, что ты понимаешь, что не все это ужасно. Между кризисами есть долгое время мира. Время остыть и закалиться перед тем, как обточка возобновится.

Вот что тебе надо понять. В любой войне есть фракции: те, кто желает мира, те, кто по тысяче причин желает продолжения войны, и те, чьи желания выходят за рамки этих обоих. А в этой войне много сторон, не только эти две. Думаешь, это лишь глухачи и орогены? Нет-нет. Не забудь о камнеедах и Стражах – о, и о Зимах. Никогда не забывай Отца-Землю. Он-то о тебе не забывает.

Так что пока она – ты – отдыхала, вокруг собирались эти силы. И они начали свое движение.

Сиенит, испытание на разрыв

Сиенит вовсе не намеревалась до конца жизни сидеть без дела, потому однажды она идет искать Иннона, который вместе с командой «Клалсу» переоснащает судно для очередного рейда.

– Нет, – говорит он, глядя на нее как на безумную. – Ты не пойдешь пиратствовать, когда только что родила ребенка.

– Я родила его два года назад. – Она сменила столько пеленок, донимала людей, чтобы научиться этурпику, помогала рыбачить сетью так часто, что уже и так спятила. Ей до чертиков надоело нянчиться с ребенком, а Иннон сейчас пытается использовать это как отговорку, да и отговорка-то эта пуста, поскольку на Миове детей воспитывают вместе, как делают и все остальное. Когда ее нет, Алебастр просто относит ребенка к какой-нибудь другой матери общины, а Сиен кормит чужих детей, когда они голодны, а она находится поблизости и у нее полно молока. А поскольку Алебастр сам меняет пеленки и поет маленькому Корунду колыбельные, агукает и играет с ним, берет его на прогулку и так далее, Сиенит надо чем-то себя занимать.

– Сиенит. – Он стоит посередине грузового трапа, ведущего в трюм. Они грузят бочки с водой и припасы вместе с более загадочными предметами – корзины с цепями для катапульт, пузыри со смолой и рыбьим жиром, плотную ткань для починки парусов. Когда Иннон останавливается вместе с Сиенит, стоящей на трапе ниже него, останавливаются все, и когда с палубы доносится громкая ругань, он поднимает голову и гневно смотрит туда, пока все не затыкаются. Все, конечно, за исключением Сиенит.

– Мне скучно, – говорит она в отчаянии. – Тут нечего делать, кроме как ловить рыбу и ждать тебя и остальных из рейда, сплетничать о людях, которых я не знаю, и рассказывать истории о том, на что мне наплевать! Я всю жизнь либо обучалась, либо работала, поглоти меня Земля, я не могу просто так сидеть и пялиться на воду круглый день!

– Алебастр может.

Сиенит закатывает глаза, хотя это правда. Когда Алебастр не занят с ребенком, он проводит бо́льшую часть дня высоко над колонией, бесконечные часы глядя на мир и погружаясь в думы. Она знает, она наблюдала.

– Но я не он! Иннон, ты можешь использовать меня!

Лицо Иннона кривится, поскольку – а, да. Здесь она попала в больное место.

Об этом они не говорят, но Сиенит не дура. Опытный рогга много чем может помочь в вылазках, которые совершает команда Иннона. Она не будет устраивать толчков и взрывов, он и не просит, но довольно просто вытянуть достаточно тепла из окружающего пространства, чтобы понизить температуру поверхности воды и скрыть корабль туманом, прикрывая его подход или отступление. Так же просто для отвлечения внимания встревожить лес тончайшей из вибраций, чтобы птицы или мыши бросились бежать в ближайшее селение. И много что еще. Орогения чертовски полезна, как начинает понимать Сиенит, для куда большего, чем просто успокаивать толчки.

Или скорее она могла бы быть полезной, если бы Иннон вот так использовал свою орогению. Но, несмотря на всю свою невероятную харизму и физическую мощь, Иннон дичок, и все свое немногое обучение он получил от Харласа – тоже дичка. Она ощущает орогению Иннона, когда он успокаивает малые толчки, и грубая неэффективность его мощи порой обескураживает ее. Она пыталась научить его лучше себя контролировать: он слушает, он пытается, но лучше не становится. Она не понимает почему. Без этого уровня мастерства команда «Клалсу» берет свою добычу старым способом – они сражаются и умирают за каждую мелочь.

– Это может сделать для нас и Алебастр, – говорит он с раздраженным видом.

– У Алебастра, – старается сохранять терпение Сиен, – от этой штуки желудок к горлу подкатывает, – она показывает на крутые бока «Клалсу». По всей общине ходит шутка, что Алебастр умудряется становиться зеленым, несмотря на свою черную кожу, каждый раз, как его загоняют на палубу. – Я не буду делать ничего, кроме как скрывать корабль. Или только то, что ты прикажешь.

Иннон с насмешливым видом упирает руки в боки.

– Ты хочешь сказать, что будешь меня слушаться? Да ты и в постели этого не делаешь!

– Ублюдок. – Сейчас он ведет себя абсолютно гадски, поскольку он никогда и не пытается командовать ею в постели. У миовитов странная привычка поддразнивать друг друга на тему секса. Теперь, когда Сиен понимает, что говорят другие, ей кажется, что все только и говорят, что она спит с двумя самыми красивыми мужиками в общине. Иннон говорит, что они так шутят только потому, что она так интересно краснеет, когда старые дамы прохаживаются насчет поз и веревочных узлов. Она пытается к этому привыкнуть. – Это вообще к делу не относится!