— Телесное желание — это боль, — негромко рассказывала Прия несколько часов спустя.

Расслабленный и приятно вымотанный Костас вновь лежал в горячей воде с прикрытыми от удовольствия глазами. Её руки всё также умело блуждали по телу Рама, отыскивая последние скрытые очаги напряжения. Руки Эрис, второй спутницы, не отставали.

— Когда боль скапливается и становится невыносимой, она лишает покоя, и лишь избавившись от этой боли, мы обретаем блаженство, — продолжала Прия.

Если в голове китежца и могли возникнуть возражения на сей счёт, ему не хотелось даже открывать рта для их озвучивания. Он и впрямь блаженствовал, нежась от прикосновений рук и прикосновений душ. Даже продолжавший пиликать комм уже не вызывал раздражения. Желания прервать волшебство ради ответа на звонок, впрочем, не появилось.

— Ласки, касания, поцелуи, объятия, секс — всё это способы избавиться от боли, вернуть целостность телу и душе, — голос Прии лился музыкой. — Почувствуй, насколько иначе ты теперь себя ощущаешь.

Костас кивнул, соглашаясь. В теле воцарилась приятная истома, а издёрганные нервы, казалось, прошли капитальный ремонт и были заменены на метровой толщины канаты, которые используют на кораблестроительных верфях для принайтовки деталей звездолётов.

— Умопомрачительно, — отозвался он, по достоинству оценив произошедшие перемены.

Сейчас Костас чувствовал себя помолодевшим лет на десять. Тело было одновременно мягким и расслабленным, как подтаявший воск, и лёгким, полным сил. Таким он не помнил себя лет с двадцати.

— Это — и есть твоё естественное, здоровое состояние, — улыбнулась Прия, ласково поймав губами мочку его уха. — Иное — признак недомогания.

— Хочешь сказать, что обычно я болен? — блаженно зажмурившись уточнил Рам.

— Правильней будет сказать, что ты “хэтан” — лишённый цельности. У тебя сильное тело, но ты много от него требуешь и мало даёшь.

Пальцы Прии неспешно скользнули по шраму, украшавшему плечо Костаса.

— Ты обеспечиваешь тело лишь самым необходимым, — неспешно массируя ладонь китежца сказала Прия, — но лишая естественных для него удовольствий, ты подрываешь собственные силы.

— Получается, что идиллийцы всегда чувствуют себя…. так? — не поверил Костас.

Мысль казалась ему настолько неправдоподобной, что даже эмпатический контакт не спас его от сомнения. Одно дело — ненадолго почувствовать себя в раю, но совсем другое — принять то, что для кого-то это норма.

— Как правило, — промурлыкала Прия. — Для нас это естественно. На Идиллии нет бессмысленных ограничений, наносящих вред телу и душе. Наши тела — храм. Прекрасный, цельный, здоровый, созданный для творчества, работы и удовольствий. А ты зачем-то разрушаешь сам себя, запирая внутри собственные желания и страсти. Они могут стать твоей силой, помогать двигаться к цели, но вместо этого, запертые, они разрушают тебя изнутри.

Костас промолчал, пытаясь осмыслить её слова.

Ходу мыслей помешал сигнал дверного интеркома. Приятная мелодия, но сейчас она вызывала лишь раздражение.

— Пошёл на хрен! — посоветовал Костас незванному визитёру, даже не подумав взглянуть, кого там чёрт принёс.

Сама мысль о том, что надо хотя бы повернуться и взглянуть на экран интеркома, вызывала отвращение. Но настырный говнюк не унимался, продолжая трезвонить в дверь до тех пор, пока Прия не отключила динамик.

— Интересная философия, — благодарно улыбнувшись ей, вернулся к теме разговора Костас. — Я никогда…

ХРЯСЬ! Дверь, выбитая пневмотараном, влетела в комнату, едва не зашибив Эрис. Полковник заткнулся на полуслове и резко обернулся к дверному проёму, ощущая как своё собственное изумление, так и растерянность обеих Спутниц.

— Спасибо, капрал, — сказал знакомый голос и пропел. — Тук-тук-тук, стучусь я небу в дверь…

— Ну и какого рожна? — справившись с удивлением, мрачно поинтересовался Рам у возникшей на пороге парочки.

Костас не сомневался что, прежде чем вышибить двери, его ненаглядная доченька вместе со своим приятелем-”сфинксом” — который явно задался целью помереть не своей смертью, — просканировали номер, увидев и услышав всё происходящее. Позже Рам не раз с интересом вспоминал, что в тот момент даже не подумал о причинах столь своеобразного появления Ракши и Нэйва — настолько расслаблен был его разум.

— Мы стучали, — сообщила Ракша, с любопытством оглядывая обстановку и идиллиек.

Те в ответ с интересом разглядывали незваных гостей, совершенно не смущаясь ни собственной наготы, ни вообще всего происходящего.

— У нас — ЧП, вы не отвечаете на звонки — что нам было делать? — вопросом на вопрос ответил Нэйв. — А войди мы без спроса — точно бы услышали гневное “Стучать не учили?!”. Вот и попросили капрала Штайнера постучать погромче…

И ткнул пальцем за спину, показывая на солдата с тушей пневмотарана на плече.

— Что за ЧП? — Костас тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться.

Нэйв посмотрел на Ракшу, а та показала приёмному отцу на дверь, напоминая, что служебные вопросы при посторонних не обсуждают.

— Ну и какая тут целостность? Видите — никакого покоя, — ткнув пятернёй в возмутителей спокойствия, пожаловался Спутницам полковник. — Выйдите, я оденусь.

Последнее адресовалось Грэму и Ракше.

Те переглянулись, капитан поднял выбитую дверь и, выходя, вежливо привалил ту к дверному проёму.

— Покой не достигается раз и навсегда, — улыбнулась одевающемуся коменданту Прия. — Как нельзя выспаться на всю жизнь вперёд. Приходи ещё, и я буду учить тебя сохранять цельность дольше.

— Жди меня — и я вернусь, — шутливо процитировал Костас строчку одного из бессмертных стихотворений поэтов старой Земли.

Уже одевшись, он запоздало вспомнил, что надо бы заплатить за хорошо проведённое время. И впервые в жизни Раму стало неуютно от этого обыденного действия. Почему-то было грустно осознавать, что всё испытанное волшебство — лишь услуги по прейскуранту.

— Сколько с меня? — неловко поинтересовался он с преувеличенным интересом разглядывая выбитую дверь. — С учётом ущерба.

Ответом ему стал весёлый смех идиллиек.

— Мы не берём денег с тех, кому помогаем, — широко улыбаясь, пояснила Прия. — Спутниц содержит Корона. Мы призваны помогать нуждающимся, исцелять душевные недуги, развеивать печаль. Наша работа — возвращать гармонию в общество, а не продавать любовь. Её вовсе невозможно продать, на то она и любовь.

— Будет плохо — приходи, — Эрис притянула к себе приятно удивлённого Костаса и поцеловала на прощание.

Направляясь к ожидающим его Нэйву и Ракше, комендант переваривал полученную информацию. Выходило, что Спутницы действительно является чем-то средним между психологической разгрузкой и религиозным орденом, находящимся на попечении государства. И, следовало признать, в отличии от своих коллег из других миров, тут они не проедали свой хлеб зря. Лично Костас не отказался бы заменить всех чёртовых мозгоправов на такую “службу душевной помощи”.