— А теперь мы найдем Йенни, — сказал он.

Винтер прочитал протокол допроса пятилетней Хелены Делльмар. Опытный, ныне уже почивший психолог пытался навести девочку на воспоминания, о которых она либо не хотела, либо не могла рассказать. Длинный и малосодержательный протокол, но из него, как из фильма, ясно видно, насколько мучительна эта процедура для малышки.

Выводы… пустые слова. Девочка нуждается в психотерапевтическом лечении. Добро пожаловать во взрослую жизнь. А что будет потом? Что будет, когда воспоминания вернутся в виде ночных кошмаров, бессонных ночей и приступов депрессии?

Никаких подтверждений, что Хелена прошла курс психотерапевтического лечения, они не нашли. Хотя вот… проверяли отдаленные результаты… Винтер записал фамилию тогдашних приемных родителей и прочитал:

«В зрелом возрасте пациентка может осознать тот ад, в котором она, по некоторым признакам, побывала, но скорее всего она вряд ли способна восстановить более или менее специфические картины прошлого».

«Какие картины?» — подумал Винтер. Где-то он читал о похожих случаях. Для переживших в детстве серьезную психическую травму единственный способ вернуться к нормальной жизни — забыть, вытеснить эти воспоминания. Только тогда они могут сосуществовать с другими людьми.

Винтер опять подумал об одинокой женщине с ребенком в квартире, с которой знакомился все ближе, и ему стало не по себе. Там не было воспоминаний, а если и были, то закрытые на семь замков.

Единственный способ существования — провалы в памяти…

Но провалы, как известно, могут вести в бездну.

У некоторых больных провалы в памяти возникают прямо во время беседы. Человек на глазах становится другим. Нарушения памяти иногда приводят к раздвоению личности. Он читал дальше.

«Сознание старается предохранить личность, стирая память о невыносимых переживаниях».

Довольно страшная формула. И о чем думает такой человек? Имеет ли это отношение к Хелене? Те минимальные сведения, которые им удалось собрать, указывают, что скорее всего да. Это именно о ней, хотя вряд ли можно сказать однозначно. Можно ли вообще сказать что-то однозначно о человеческой психике?

В коридоре послышались какие-то звуки. Он поднял голову, но все стихло. Чтобы сосредоточиться, он поставил Дона Черри. Звук трубы составлял часть картины, которую он пытался вообразить.

Опять пошел дождь, медленный, но ритмичный. Винтер посмотрел на развешанные на стене детские рисунки. Флаги, ветряные мельницы… бородатые мужчины за рулем. Дождь и солнце. У природы тоже раздвоение личности.

«К тридцати годам больные с тяжкими детскими воспоминаниями могут внезапно осознать их и пережить заново».

Еще того чище.

«А когда сознание возвращается, человек может оказаться в другом времени и в другом месте, не понимая, как туда попал».

Раздвоение личности. Другое место и другое время.

Возможно ли это? Может, нечто подобное и произошло с Хеленой? И если это так… кто позаботился о ее ребенке?

Может, кто-то вручил ей ключи от прошлого? Ключи, к которым ни под каким видом не следовало прикасаться?

Вдруг его поразила мысль, что они даже не подумали точно установить время исчезновения дочери… Йенни. Никто не знал, когда мать и дочь виделись… последний раз. А вдруг ребенок исчез еще раньше? И если это так, тогда следующий вопрос: знала ли Хелена, где находится девочка? А если она была в помрачении сознания довольно долго? Как это может быть?

Поговорить еще раз с Эстер Бергман, записал он в блокноте.

Он встал, подошел к книжной полке и взял книгу — «Чувственные и мнемонические аспекты тяжелых преступлений».

«В голове у нее то и дело звучали голоса. Иногда голоса были совершенно ясными и призывали совершить тот или иной поступок, но чаще они составляли фон — она слышала, как что-то произносят, даже спорят между собой, но слов различить не могла».

Хальдерс зашел в ванную и посмотрел в зеркало. Волосы на висках начали отрастать. В выходные он сходит к парикмахеру и опять побреется наголо.

Он прижал пальцем кожу под левым глазом и оттянул в сторону. Отпустил палец — кожа вернулась на место, но не сразу. «Начинаю стареть».

Он собирался принять ванну. Но сейчас это почему-то представлялось непосильным трудом. Можно было бы сходить в кабачок, поесть и выпить пару пива, но идти довольно далеко. Готовить еду… об этом и речи быть не может.

О, дьявол, подумал он. Мне неохота даже пойти в спальню и лечь.

Может, позвонить кому-нибудь? Он мысленно перебрал людей, с которыми ему хотелось бы поговорить. Разве что Анете…

Постоял у окна. С клена скоро упадут последние листья. От этой мысли стало еще более тошно.

Поговорить бы с кем-то… Не слишком ли многого захотел? И зачем? У меня есть работа.

Он пошел в кухню и достал из холодильника бутылку пива.

Сел на диван с пультом дистанционного управления, но кнопку так и не нажал.

— Якобссона больше задерживать нельзя, — сказал Рингмар.

— Да, я понимаю… Черт, еще и это.

— В конце концов, он всего лишь выполнил чью-то просьбу — внес плату за квартиру.

— Надо за ним понаблюдать.

— Отсюда он прямой дорогой двинет в «Системет»[27]и исчезнет на пару недель.

— Но второй подпадает под статью. Незаконное хранение и использование огнестрельного оружия.

— Отлично. — Биргерссон хлопнул ладонью по столу. — Буландер?

— Да… Он молчит, конечно, — сказал Винтер. — Но он там был.

— Я так и не пойму причин… Разве что одна из этих идиотских демонстраций силы.

— Скорее всего так и есть.

— Или напоминание… что, впрочем, одно и то же. В результате мы чуть не потеряли одного из наших лучших сотрудников.

— В том-то и дело…

— И в Сконе опять неспокойно. — Биргерссон обвел взглядом присутствующих. — Эти сукины дети что-то там затевают… Жутковатая, должен признаться, банда. Смотри, как они обходятся со своими. Тотальный, жесткий контроль.

— Да уж… контроль.

— Диктатура. И по форме, и по содержанию. Как секта в преисподней.

— Они так и называются. «Ангелы Ада»… В Дании вроде стало поспокойнее.

— Кстати, о Дании. Я говорил с Велльманом. Можешь ехать.

— Как только дочитаю их материалы.

— А ты знаешь кого-нибудь в Ольборге?

— Наших коллег? Нет… а ты?