Наибольшее место в советской политике заняла дискредитация коллаборационистских формирований, мобилизация в которые была развернута на оккупированной территории. Так как этнические территории русского народа были, в основном, освобождены, пропаганда, направленная на русское население, нацеливалась в большей степени на разложение коллаборационистов, которые отступали вместе с вермахтом. Им напоминали о постыдности «драться… на чужбине за чужое, позорное дело, за проклятую немчуру, против братьев своих русских и других славян», и сообщали о безнадежности положения Германии, которая будет разгромлена Красной Армией и русским народом{1604}.

На Западной Украине упор делался на объединенную антигерманско-антиоуновскую пропаганду, которая велась под лозунгом: «Смерть немецким оккупантам и их прислужникам — украинским националистам!» Противодействие вербовке в УПА, дивизию «Галиция» и другие украинские формирования осуществлялось с помощью утверждений о том, что оуновцы «всеми способами под лозунгом “свободной Украины” дурят украинских крестьян и вербуют несознательную молодежь для борьбы против Красной Армии, красных партизан, помогая немцам поработить Украину». Политическая платформа украинских националистов, основанная на «борьбе на два фронта», была разъяснена следующим образом: «Немцы разрешили националистам критиковать их порядки, чтобы они могли замаскировать свои изменнические дела против украинского народа»{1605}.

В Белоруссии советская политика была направлена на дискредитацию созданного оккупантами «самоуправления» — «Белорусской центральной рады» (БЦР) — и коллаборационистских формирований («Белорусской краевой обороны»). Глава БЦР Р.К. Островский именовался немецким «шпиком, подлым врагом белорусского народа». Белорусам сообщали о том, что, объявив мобилизацию, «гитлеровские мошенники хотят заставить их воевать против их же братьев — бойцов Красной Армии и народных мстителей, ведущих священную борьбу за освобождение Белоруссии от немецкого ига». 25 марта 1944 г. советские подпольщики даже издали «обращение» якобы от имени вице-президента БЦР Н.О. Шкеленка, в котором сообщалось, что «для окончательной ликвидации немецко-фашистских войск» производится роспуск БЦР, полиции и самозащиты, отменяется приказ о создании «Белорусской краевой обороны», а «всем добровольцам и полицейским» приказывается «повернуть оружие против немцев… убивать их и переходить к белорусским партизанам». «Обращение» заканчивалось призывом: «Все на борьбу с немцами, на помощь Красной Армии»{1606}.

Политика в отношении населения Прибалтики была построена на аналогичных призывах. Прибалтов призывали стать «участниками… последней битвы против немецко-фашистских извергов», вступать в советское партизанское движение и дать «вооруженный отпор немцам путем их безжалостного истребления», чтобы «отстоять себя, свой народ, свою страну от нависшей угрозы полного опустошения»{1607}. Очевидно, эти призывы были направлены и на противодействие уходу населения вместе с оккупантами.

На советской стороне было известно о распространенности проамериканских и пробританских настроений в Прибалтике, что пытались использовать в своих целях советские власти. В 1944 г. абвер разоблачил агента советской разведки — бывшего руководителя партии «Вапсов» в Тарту, который был депортирован со своей семьей в тыл СССР в июне 1941 г. и затем был заброшен в Эстонию с заданием «установить связи с влиятельными соотечественниками и побудить их к диверсиям и сопротивлению». При этом агент должен был попытаться под видом якобы направляемого Великобританией эстонского движения «Комитет свободной Эстонии» установить контакт и связь с «антибольшевистскими кругами эстонского самоуправления»{1608}.

С июля 1944 г., в связи со стремительным освобождением почти всей оккупированной территории СССР (к этому времени под германской властью осталась только западная часть Прибалтики), наиболее важной задачей для советской национальной политики стало устранение негативных морально-политических последствий оккупации. Положение на освобожденной территории было особенно тяжелым в плане снижения авторитета коммунистической идеологии. Население регионов, освобожденных в 1944 г., на протяжении трех лет фактически не испытывало воздействия коммунистической пропаганды — как уже говорилось, советская политика, направленная на население оккупированной территории, в основном, была построена на использовании национального (в крайнем случае — «национально-советского») фактора. В период оккупации фактически было сведено на нет влияние коммунистических организаций, которое в ряде регионов и после освобождения было слабым. Так, в Краснинском и Руднянском районах Смоленской обл. к июню 1944 г. (через 8 мес. после освобождения) было выявлено, что «в преобладающем большинстве колхозов нет ни партийных, ни комсомольских организаций, а имеющиеся коммунисты и комсомольцы — одиночки — никакой политической работы среди населения не ведут»{1609}. На Западной Украине политическое влияние партии на население было «незначительным», в том числе по причине «отсутствия актива, который бы связывал малочисленные [партийные] организации с массами»{1610}. В Эстонии к 1 сентября 1944 г. было всего 1949 членов и кандидатов в члены партии и 542 комсомольца. К 1 января 1945 г. их численность возросла ненамного — до 2409 чел. и 1196 чел., соответственно. Пионеров в республике в начале 1945 г. также было мало — 8 тыс. чел.{1611}

Допущенное с утилитарными целями в тяжелые периоды войны ослабление коммунистического диктата, усиление русского национального фактора и «великодержавия» теперь рассматривались советским руководством в качестве одной из угроз целостности страны и безопасности режима. В марте 1944 г. начальник УПиА ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александров сообщил А.С. Щербакову, что «за последнее время печать ослабила внимание к вопросам пропаганды марксистско-ленинской теории», «истории и теории партии»{1612}. В советской пропаганде и публицистике превалировали материалы, основанные на национально-патриотическом факторе, а не на коммунистической идеологии. «Великодержавные» тенденции среди научной интеллигенции ярко проявились в ходе совещания историков, организованного в ЦК ВКП(б) в мае — июле 1944 г.{1613} Среди офицеров Красной Армии и ВМФ усилилась тяга к возвращению дореволюционных традиций{1614}.

С целью усилить коммунистическую основу государственной идеологии, в заключительный период войны в основу национальной политики была положена доктрина, сформулированная в ЦК ВКП(б) по результатам совещания историков{1615}. Было предписано умерить прославление «далекого прошлого»{1616} и «национального», а не «советского» патриотизма. Пропаганда «советского патриотизма» должна была обязательно связываться с «революционными традициями»{1617}. Было провозглашено, что «только наличие советского социалистического общества… могло спасти человечество от порабощения немецким фашизмом», и предписано вернуться на «генеральный путь нашего развития», основанный на «чистоте марксистско-ленинской идеологии»{1618}. На освобожденной территории СССР был налажен выпуск брошюр для агитаторов, в которые вошли, в том числе материалы о постановлениях партии и правительства за время войны, работе колхозов в условиях войны и опыте восстановления коллективной системы сельского хозяйства в освобожденных областях{1619}.