– Послушай, так разговаривать с римлянами не смеет никто. Ни-кто!

– А я, как видишь, смею, – невозмутимо ответила Картимандуя. – И вообще, если ты, госпожа Поппея, желаешь сидеть на пиру, то разговаривать будешь только тогда, когда к тебе обратятся.

Аккуратно подщипанные брови Поппеи возмущенно взлетели вверх, но тут ее взял за руку супруг:

– Дорогая, перестань. Сейчас не время и не место.

Каратак наблюдал за этой перебранкой с глумливым видом, после чего обратил свой пристальный взгляд на Катона:

– Ба, префект Катон! Мой краткосрочный пленитель… Хочу надеяться, что мое исчезновение не особо отразилось на твоем благополучии.

Катон учтиво склонил перед вражьим королем голову.

– Не стану скрывать: у полководца Остория это вызвало недовольство. Тем не менее, как видишь, краткосрочным оказался именно твой побег.

– Ты в самом деле так считаешь?

– Так сказала королева. И едва наступит рассвет, как ты снова окажешься у нас в руках. Сейчас у нас твои братья, жена и дети, а завтра к ним присоединишься и ты. Твоя война с Римом окончена. Наступает мир. Так что нынче усладись на пиру вволю. Как-никак повод есть: последний раз гуляешь свободным человеком.

На миг лицо Каратака омрачилось, но затем он с холодной улыбкой зловеще произнес:

– Быть может, гульнуть вволю следует как раз тебе, префект Катон. Кто знает – может, это последняя пища, которую тебе придется вкусить в этой жизни…

На протяжении дня в крепость на холме прибывали все новые кавалькады знати со своими свитами, и вскоре ставить лошадей стало уже негде – пришлось оставлять внизу в поселке. В зал чертога внесли столешницы на подпорках и скамьи, расположив их в три длиннющих ряда во всю длину строения. Снаружи слуги королевы развели кострища для готовки, которые разожгли загодя, давая им прогореть до углей, чтобы пожарить на них мясо.

Возвестив насчет пира, королева Картимандуя вместе со своими римскими гостями удалилась в уединенную хижину позади чертога. Своим телохранителям трибун приказал дожидаться, приглядывая за лошадьми. Когда уводили коней, Катон заметил, как Каратака препровождают в небольшую отведенную ему лачугу, возле которой встала стража. Уединенное прибежище королевы было уже готово для встречи. На полу из плитняка кружком стояли деревянные стулья, из которых один – заметно крупнее остальных, с мягкой подкладкой – определенно предназначался владычице. Вначале села она, а уже за ней остальные; с минуту слышалось сплошное шарканье ног и двигание стульев. Наконец Картимандуя милостиво всем улыбнулась:

– Приношу извинения за то, что в чертоге говорила на своем языке. Среди моих людей есть такие, кто мое знание латыни трактует не как полезный навык, а как признак отступничества. Вот почему мои слова в основном переводил Веллокат.

– А как ваши люди относятся к самому Веллокату, госпожа королева? – полюбопытствовал Отон.

Картимандуя с мягкой улыбкой обернулась на щитоносца своего мужа.

– Он молод и знатности небольшой, поэтому внимания толком не привлекает. Со временем он займет в союзе племен достаточно весомое место, ну а пока его знание латыни толкуется скорее как преходящий порок, на который можно смотреть сквозь пальцы.

Королева повернулась обратно к трибуну, и нежная приязненность на ее лице сменилась строгостью истовой властительницы.

– Свое соглашение с Римом я соблюла. Каратак станет вашим пленником. Буду признательна, если вы сразу по окончании пира увезете его прочь из моих земель, с глаз долой.

– Да и зачем вообще давать в его честь пир? – сердито брякнул Макрон, но почувствовав на себе осуждающие взгляды, заговорил более осмотрительно, с нотками почтения: – Прошу прощения, королева, я хотел сказать: отчего бы просто не отдать его нам прямо сейчас, да и услать подобру-поздорову?

– Если бы это было так легко, римлянин… Сказать по правде, его нежданное прибытие в Изуриум поставило меня в затруднительное положение. Насколько я поняла по рассказам, ему удалось бежать из вашего лагеря сразу в ночь после битвы, когда вы его разбили и взяли в плен?

– Да, это так, – кивнул Отон и указал на Катона: – Вот этот офицер как раз отвечал за содержание пленников под стражей.

– А, ты и есть тот самый олух, который это допустил?

Эти обидные слова обожгли самолюбие так, что внутри стало горячо; чувствовалось, что рядом ощетинился и Макрон. Катон, стараясь успокоиться, сделал вдох и лишь затем ответил:

– Вначале я взял его в плен на поле боя, а затем полководец в виде награды поручил мне его стеречь.

– И, тем не менее, он ушел… Какая беспечность. Такого опасного противника надо опекать более тщательно, – с мрачной язвительностью заметила Картимандуя. – Значит, вы поймете мое разочарование вашим полководцем: ко мне на двор, нежданно-негаданно вдруг заявляется Каратак и требует защиты и поддержки, а там и вовсе начинает призывать мой народ примкнуть к нему в новой войне против Рима.

Отон неуютно заерзал на стуле.

– Уйти ему помогли. Нас кто-то предал.

– А это уже ваша забота, не моя. Только вот разрешать ее приходится теперь мне. Особенно учитывая то, что Каратак уговорил моего консорта поддержать его призыв к бригантам вступить в войну… Хорошо, что у моего народа натура откровенно деляческая. Выжиги еще те: воевать пойдут только за посулы злата и серебра. Той же причиной объясняется и их верность мне. В итоге я истощила почти всю казну, которую мне авансом выплатил ваш император за мир с Римом. Это единственная причина, благодаря которой меня не спихнул с трона Венуций со своими приверженцами. Так что если Рим хочет, чтобы у нас все было тихо-мирно, монет мне в казну придется добавить.

Катон ухватил намек с полуслова:

– Вы хотите за Каратака награду, королева?

Картимандуя повела на римлянина взглядом проницательно сощуренных глаз.

– Ну, а ты как думал? Союз, префект, вещь обоюдная: накладывает обязательства на обе стороны.

– Насколько я понимаю, Рим платит вам за то, чтобы вы оставались нейтральны. И передача Каратака только удовлетворяет такую позицию.

– Наш нейтралитет вы купили. Действовать за вас в качестве тюремщиков мы не подвизались. За это положена определенная мзда. Так что за Каратака с вас причитается.

– Нет, постойте, – влезла Поппея, – уговор есть уговор. Почему вы считаете, что вправе его менять? Кто вы такая? Зарвавшаяся варварка, только и всего. Да как вы смеете?

Картимандуя не удостоила ее даже взгляда, а обратилась к ее мужу:

– Женщины, особенно воспитанные – в отличие от некоторых, – в нашем народе почитаются. Потому я и королева. Я понимаю, сама мысль о властительнице женского пола вызывает у римлян острое неприятие. У вас им проникнуты даже женщины. Но мы не в Риме. Мы в Изуриуме. И я была бы признательна за уважение к нашим обычаям.