– А подробности?

– Какие у сплетен могут быть подробности? Да и кому могут быть интересны какие-то чужие контрабандисты? Тут весь город сплошь состоит из них.

– Тем не менее это весьма важные сведения.

– Это уже без меня, – поправляя перчатку на руке, сказала собеседница. – Через месяц я выхожу замуж и с нескрываемой радостью покидаю этот пропахший рыбой город. Я и так задержалась здесь исключительно из-за вас. Кстати, вы обмолвились, что хотели купить здесь дом?

– Да, такое желание было.

– Дом, в котором я снимаю этаж – продается. Присмотритесь к нему. Если надумаете, я оставлю хозяину рекомендацию.

– Было бы любезно с вашей стороны, – вежливо произнес Ромашкин. – Я обязательно его навещу.

– Все, что необходимо знать, я вам рассказала, – она произнесла эти слова любезным тоном и, разумеется, с улыбкой. – И, напоследок, запомните: почаще оборачивайтесь. Прощайте.

Андрею Петровичу теперь надлежало прогуливаться по рыбным рядам с десяти до полудня в ожидании известного ему курьера, дабы принять ценную бандероль и срочно переправить ее в Лондон. Однако первая их встреча вышла совсем обыденной. Из-за погоды на рынке царил небольшой хаос. Все куда-то спешили. Козырьки лавок хлопали на ветру, готовые вот-вот сорваться, а земля была усеяна растоптанными капустными листьями, хлопьями высохшей рыбьей чешуи, огрызками и прочим мусором, что не смог унести ветер. Растрепанные куры метались под ногами, бросались из стороны в сторону насмерть перепуганные козы, и в этом водовороте пыли, мусора и людей Ромашкина тихо окликнули со спины. Поговорить со своим знакомцем, который просил именовать себя простым именем Пьер, Андрей Петрович смог в спокойной атмосфере за обеденным столом, в минуте ходьбы от рынка.

Каплун и голуби уже давно крутились на вертеле над очагом, ожидая своих почитателей. Мальчик-слуга поливал их жиром из половника, отворачивая лицо от жара и брызг, а низкорослая женщина едва успевала обслужить голодных клиентов, смешно шаркая деревянными башмаками. Неподалеку от огня на железных цепях висели куски разделанной туши, прикрытые пучками каких-то трав, и буквально в паре шагов уже размещались столы с посетителями. Свободные места оказались в самом углу, и, указав на них пальцем, юноша привычно сделал заказ, упоминая знакомые ему имена, после чего произнес:

– Утром здесь можно полакомиться превосходными булочками. Надеюсь, обед не разочарует вас.

В этот момент жир капнул на угли, вызвав злобное фырканье и шипение в очаге, озарившем зал зловещим красноватым сиянием, и Ромашкин решил для себя, что экспериментировать с ужином он здесь не будет.

– Что ты можешь сказать об истории с таможенным корветом и потопленной яхте контрабандистов, кроме того, что написано в газете? – спросил Андрей Петрович, наливая в кружку вина из кувшина.

Подняв кружку с бургундским, он сделал большой глоток и едва не задохнулся. Красное деревенское вино[84] оказалось таким крепким и терпким, что он еле смог проглотить его.

– Разумеется, я видел заметку, – ответил юноша, умело скрыв улыбку. – И успел навести кое-какие справки. Фамилия капитана – Макрон, четыре года на этом корабле. Есть отец и мать, а также четверо братьев и две сестры, одна из них приезжала к нему. Где живут – не известно, и подробностей я не знаю. Говорят, овдовевшая сестра держит в Париже гостиницу, и у нее были сложности. Насчет самого Макрона, вы спросили очень вовремя: в свете всего случившегося он, безусловно, подозрителен. Месяц назад он оплатил новую карету с шестеркой лошадей у каретного мастера в Сен-Поль-Сюр-Мер. Такие траты простому лейтенанту, даже капитану военного корабля, не по средствам.

Снова капли жира зашипели в очаге, и собеседники замолчали. К их столику направлялась женщина и следовавший за ней мальчик. Они несли на подносах мясо с овощами.

– Теперь надо выяснить как можно больше подробностей обо всех них, и в первую очередь об этом моряке: где живет, с кем встречается, кто знает, куда он собирается и что он ест, а что терпеть не может, – произнес Ромашкин, и, присмотревшись к юноше, добавил: – У тебя располагающий к себе вид, хоть ты и пройдоха, каких свет не видывал, так что с легкостью обо всем узнаешь.

– Это не совсем просто, как вам кажется, – скромно возразил юноша. – Отсюда до Кале двадцать три мили, или, как принято тут, восемь лье. Я, конечно, езжу туда раз в неделю по делам Моне…

– Вот тебе на расходы – я не считал, сколько там денег, но на пару-тройку экю точно есть, – произнес Андрей Петрович, сопровождая слова передачей свертка.

– Надо бы подсчитать. Яков Иванович предупреждал: учет и…

– Да пойми, наконец, упрямый ты человек, – рассерженно сказал Ромашкин. – Это моя личная просьба и я не потребую с тебя отчета. Тебе придется разговаривать с простыми людьми, с мелкими лавочниками, продавцами с лотков, соседями, их детьми и не знаю еще с кем. Одно дело, если ты станешь расспрашивать с пустыми руками, и совсем другое – когда ты, допустим, подаришь ребенку леденец или зайдешь в лавку купить какую-нибудь мелочь и как бы между прочим заведешь разговор о том о сем.

– Это если я увидел вывеску мадам Лурье, – подхватил мысль юноша, – то спрошу у приказчика, уж не та ли это Лурье, про дочку которой писали, что она видела святую Анну?

– Правильно, а тот, упаковывая покупку, скажет, что нет, не та. Святую видела Мари, дочка фламандца Ришара, живущего там-то и там-то, да и вдруг сообщит о нем какие-нибудь подробности. Мол, это не родная дочка Ришара, а его соседа, и сам Ришар ни сном, ни духом. А как только ты расплатишься, то всегда спроси о чем-нибудь нейтральном: о погоде, природе, урожае. Продавец запомнит только то, что ты покупал, и твой последний вопрос. Эх, тебе бы брошюрку почитать… там про лавки и торговцев много чего написано. Вот, к примеру, покупаешь, что выбрал, и делаешь вид, что прицениваешься еще к чему-то, торгуешься и, между прочим, задаешь новые вопросы. Ты молод, тебе нечем заняться, вот и интересуешься тем, до чего тебе не должно быть дела. Главное, не будь настойчиво прямолинеен. Не желают с тобой обсуждать нужную тебе тему – ничего страшного, завтра-послезавтра она сама всплывет в разговоре. Человек так устроен, хочет выболтаться, его даже за язык тянуть не надо. Если того требуют обстоятельства, похвали собеседника, особенно его питомцев. Пусть глупый пес на мгновенье станет разумным, а драная кошка – пушистой. И только после этого переходи к главному.

– Да, это сработает. Я сам подмечал, что после доброго слова относятся к тебе совершенно по-другому.

– Ты на редкость сообразителен, – похвалил юношу Ромашкин. – В общем, как только прибудет послание, и я уеду, приглядывай за гостиницей. Сюда приедут мои друзья, лицо одного из них я тебе нарисую. Запомнишь, а потом сожжешь картинку.