Взволнованный импровизированными похоронами, народ в Ахене очень быстро припомнил предзнаменования конца – не так давно дрожавшая земля обрушила колоннаду Шарлеманя, и молния, ударившая в купол церкви Девы Марии, сшибла на землю позолоченный шар.

В приделе церкви люди показали Эйнгарду, как таинственным образом изменилась надпись на карнизе над нижним простенком. Из двух слов «Карл Вождь» красный цвет в титульном слове настолько выцвел, что его с трудом можно было разобрать. И Эйнгард вслед за этим припомнил, как несколько лет тому назад, в год солнечного затмения, огненный шар прочертил небо и вышиб копье из руки Шарлеманя, – это предвещало близкий конец его царствования.

Такие предзнаменования могли означать только одно – десница Божья обрушилась на Франкское государство. Что за этим последует, если не какие-то перемены в их мире? Таким образом, к распространившемуся ощущению потери добавился страх за самих себя, лишенных Шарлеманевой защиты. В деревнях рождались утешительные слухи, что на самом деле король не умер, а спит в своей гробнице и проснется, когда придет беда. Тем не менее толпы напуганных мужчин и женщин бросали свои дома и искали спасения в монастырях. Такое смятение среди населения вызвало бы гнев у живого Шарлеманя.

Молодой император Людовик, приехавший наконец из Аквитании, показал себя добросовестным и набожным до фанатизма. Он аккуратно выполнил все указания отца по поводу распределения дворцовых сокровищ. В то же самое время он назначил четырех судей, чтобы те удалили из дворцовых покоев компанию привилегированных женщин и нахлебников. Нищих и падких на деньги привратников выгнали из порталов дворца, а фокусников, жонглеров и танцующих медведей, как творения дьявола, отлучили от церкви.

Людовик приказал воздвигнуть над гробницей золоченую арку со словами:

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ТЕЛО КАРЛА,

ВЕЛИКОГО И НАБОЖНОГО ИМПЕРАТОРА,

КОТОРЫЙ ДОБЛЕСТНО РАСШИРИЛ

КОРОЛЕВСТВО ФРАНКОВ

Однако очень скоро наступили перемены. Людовик Благочестивый считал себя преданным церкви наследником римских императоров. Управляя с благотворной терпимостью, он заставлял себя слушать и принял титул императора Августа, которым его отец избегал пользоваться. Во дворце в Ингельхейме он приказал расписать стены, изобразив на них победные сражения Карла Молота, закладку городов Рима и Константинополя и коронование своего отца.

Людовик ревностно взялся помогать церквям и храмам, но при этом он не ездил по провинциям и побережьям. Люди в основном знали его только по имени и были вынуждены искать защиты и помощи у местных сеньоров. В отсутствие магии имени Шарлеманя они в своей преданности склонялись больше к графам и герцогам. Те, в свою очередь, становились более независимыми по отношению к императору в Ахене.

В семье Людовик добросовестно заботился о детях, незаконнорожденных отпрысках Шарлеманя. (Многие из них, повзрослев, стали знаменитыми, например хронист Нитгард или настоятель монастыря Тьери.) Хотя в Италии Бернард, упрямый, как его дед в этом возрасте, восстал против своего дяди-императора, и Теодульф, человек с воображением, присоединился к мятежу, потопленному в крови.

У Людовика Благочестивого не хватало сил, чтобы держать под контролем постоянно меняющуюся обстановку в своих владениях, и он, последовав примеру своих предков, разделил их между тремя сыновьями. В этом случае они пережили своего отца, и между ними разгорелась борьба за власть. Один поэт так описал их битву при Фонтенуа в 841 году:

Здесь слышен клич войны,

А там идет жестокий бой,

И брат идет на брата…

До боя схоронив былую доброту.

Людовик был религиозен. Но религия едва ли могла сплотить зарождавшуюся империю христиан. Ее выходили такие личности, как Карл Молот и Пипин Короткий. Далее ее привел в порядок и расширил Шарлемань. Без него, в отсутствие национальной основы и прочных устойчивых порядков, империя прекратила свое существование.

Как это ни странно, но Людовик был первым, кто назвал себя римским императором тогда, когда западная империя распадалась и начинался хаос феодальной Европы. Неожиданно Рейн перестал быть мощной водной артерией и превратился в непреодолимую преграду между народами, говорившими на германских диалектах к северу и востоку от Рейна, и народами Западной Франции и Аквитании, говорившими на романских диалектах, – другими словами, между будущими Германией и Францией. Коридор Шарлеманя, ведший с франкских равнин через Альпы в Италию, затерялся в феодальной неразберихе, если не считать призрачной Лотарингии. Лангобардские равнины вновь стали дорогой завоеваний, а отдельные города окружали себя высокими стенами и управлялись собственными герцогами и торговыми гильдиями, чтобы стать Миланом, Флоренцией, Феррарой. А венецианцы на острове Риальто искали счастья на море.

В других местах после раскола империи Шарлеманя феодальные вассалы держались за свои земельные владения – феоды, а монастыри – за свои бенефиции. Скоро они бросят вызов централизованной королевской власти. Католический Рим, неспособный призвать на подмогу со стороны армию Пипина или Шарлеманя, неумолимо погружался в пучину слабости. Отдельные участки пограничных областей империи Каролингов преобразовались в новые общины на севере христианской Испании и на Дунае, где в недалеком будущем на месте Восточной марки возникнет Австрия.

Но пока что короткая династия Каролингов терпела неудачу, а зарождавшаяся империя умирала – кое-что еще выжило и пошло незамеченным и почти нигде не зафиксированным. Каролингское возрождение продолжалось.

Это хрупкое наследие, состоявшее из знаний и надежды, выдержало падение власти и многочисленные войны. Школа Шарлеманя, содружество умов Алкуина, песни Ангильберта, открытые суды Теодульфа и пустившие прочные корни церкви были первыми ласточками в деле пробуждения народов. Церковь в Ахене, дворец в Ингельхейме, братство Сен-Дени приобретали новый блеск и славу. Пояс храмов Шарлеманя, протянувшийся от Бремена до Тортосы, был не полностью разрушен.

Великолепные григорианские песнопения, священные символы и требники, новая Библия Алкуина – все они рождались в тишине монастырей и оттуда выходили в свет. В скрипториях продолжали переписывать книги четким каролингским письмом. Стихи Вергилия и картины мира блаженного Августина овладевали умами все большего количества необразованных людей. Книги, переходившие из монастырей и дворцов в церковные школы, сохранились во время вражеских нашествий, так как для варваров они не представляли никакой ценности и к тому же плохо горели. Книги путешествовали вместе с монахами в глубь страны, в горы, на остров Рейхенау, и к Боденскому озеру, где художники совершенствовали свое мастерство в иллюминировании[41].

Каролингское письмо проникло в Италию и дошло до монастыря Монте-Кассино. В англосаксонской Англии король Уэссекса Альфред Великий, не щадя сил, пытался сохранить зачатки своей культуры с помощью переписывания книг и с этой целью посылал в страну франков за учителями вроде Джона Сакса.