– Знаешь, Евсей, а ты молодец! Не поверил наветам на зазнобу свою, хотя вроде всё супротив неё складывалось. А я вот только теперь понял, каким остолопом был. В молодости же кажется, что всё впереди. Встретится ещё твоё счастье… Потому, наверное, и не ценим, не бережём, что само в руки идёт. Я ж тогда вместо того, чтобы поговорить да разобраться, как думал: «Чего это я на поклон к бабе пойду?» Обиду в душе лелеял. Ведь знал: не могла Пелагея такой коварной быть, да гордыня разум застила. А теперь назад обернулся и понял, сколько всего потерял. Хорошо ещё вовремя одумался. – Прохор немного помолчал и, неловко взглянув на племянника, признался: – Знаешь, у меня на душе птахи райские поют. Будто мне и не сорок вовсе… Словно мальчишка, стыдно сказать… – покачал он головой.

Евсей понимающе улыбнулся и вдруг спросил:

– А что ты с Фролом теперь намерен делать?

– Не знаю, – поморщился Долматов. – В морду дать? Разве столько бесцельно прожитых лет простой зуботычины стоят? – тяжело вздохнул он. – С другой стороны, сам позволил себя обмануть. И знаешь, чует моё сердце, именно этот сукин сын про Таяну Залевскому доложил, – предположил боярин, и Левашов, досадливо поморщившись, согласился:

– Да, этот может. Давно он дружбу с паном водит…

Ближе к полудню путники устроили привал. Никто не заинтересовался скачущим в сторону Москвы всадником, как и всадник не обратил внимания на отдыхающую неподалёку от дороги компанию. Болеслав спешил в столицу, а отряд Евсея торопился в Вязьму. Как только ряженные русские добрались до места, Пелагея, не откладывая, отправилась к дому графа Залевского, а мужчины с волнением остались ждать её возвращения на постоялом дворе.

Прогуливаясь мимо забора, знахарка заговорила с холопкой, развешивающей постиранное бельё.

– Это чей же дом такой богатый? – восхитилась прохожая обновлёнными хоромами.

Деваха оказалась словоохотливой и рассказала и о хозяине, и о пожаре, и о том, что поджигательницу-злодейку, наконец, поймали, и теперь она в ожидании суда томится в подклети. Пока знахарка болтала с холопкой, на пороге дома появился сам Залевский. Пан вскочил на коня, но тут к нему подлетел управляющий.

– Ваша милость, ужин к какому часу готовить изволите?

– Не беспокойся, я у воеводы поужинаю, – ответил Якуб.

– Опять в карты намерены играть? – догадался слуга. – Разорит вас этот воевода, – попытался он урезонить господина.

– Не болтай, Вислав! Сегодня я наверняка выиграю, – высокомерно скривился Залевский и тронул коня.

Хотя Пелагея польским не владела, но смысл разговора поняла и поспешила вернуться в трактир. Выслушав знахарку, Евсей обрадовался:

– Наверняка зная, что господин вернётся поздно и навеселе, слуги не станут проявлять особого усердия, а разбредутся по своим делам, – предположил он и усмехнулся. – Как говорится: «Кот за двери – мыши в пляс» – и этой же ночью Левашов решил освободить Таяну.

Как только тьма накрыла город, к дому пана Залевского подъехал всадник. Ему пришлось довольно долго и настойчиво стучать, пока с противоположной стороны ворот не раздались шаги, и недовольный голос спросил:

– Кого там принесло?

– Я с поручением от хозяина, – стараясь сохранить польский акцент, проговорил Евсей, и дверь распахнулась.

– Чего изволите, вельможный пане, – раболепно поклонился холоп, а появившийся на крыльце управляющий недоверчиво оглядел незнакомого господина.

– Сzy to ty Wiesław?60 – обратился к управляющему Левашов и, не дожидаясь ответа, перешёл к делу: – Пану Якубу не повезло. Он проигрался, но намерен вернуть удачу, а потому послал меня с поручением привезти некоторую сумму. Вот записка от пана, – протянул он бумагу.

Вислав взял записку, но, разумеется, в темноте прочитать её не смог, и лжеполяк с управляющим зашли в дом.

Панский холоп не торопился закрывать ворота, а, решив подождать, когда вельможа отправится назад, сонно зевнул и поплёлся к ближайшей лавке. Но не успел он сделать и пары шагов, как оглушённый тяжёлым кулаком упал навзничь, и пять теней, тихо проскользнув во двор, растворились в темноте.

Евсей шагал за управляющим, а тот глухо ворчал:

– Cholera jasna61. Ведь предупреждал я пана, не стоит играть в карты с этим пройдохой! Так разве он послушает? – сетовал Вислав, и когда мужчины оказались в хорошо освещённой горнице, управляющий подошёл ближе к подсвечнику и развернув записку. – Ну и чего он там пишет? – хмуро проговорил слуга и, обнаружив чистый лист, удивлённо поднял глаза на гостя. В следующую секунду бедняга побледнел: прямо перед его носом сверкал острый клинок сабли.

– Вот что, любезный, не дури, если хочешь остаться жить, – предупредил Левашов и пообещал: -Я тебя не трону, если ты мне поможешь.

– Чего вам нужно? Деньги? – испуганно попятился Вислав.

– Нет, – усмехнулся Левашов. – Я лишь хочу, чтобы ты проводил меня к пленнице.

– Но пан Якуб никому не разрешал входить к преступнице! – возразил слуга.

– Похоже, ты не понимаешь, – строго взглянул Евсей и пригрозил: – Либо ты тихо, без шума делаешь то, что я говорю, либо мои люди вырежут весь дом. Кажется, твоя семья живёт здесь же? – решил надавить на больное княжич, и, по-настоящему испугавшись, управляющий решил не спорить со странным незнакомцем.

Прихватив ключи, Вислав повёл Левашова по коридору. Оказавшись у нужной двери, управляющий открыл замок, и Евсей отточенным ударом кулака отправил поляка в небытие.

Таяна, прикрывшись шубейкой, пыталась согреться и уснуть, но звон ключей заставил её открыть глаза. После единственного визита пана Залевского больше никто не беспокоил пленницу, и она не знала, радоваться ей этому или огорчаться. Единственно – два раза за день слуга приносил еду и, выполнив обязанность, не говоря ни слова, тут же уходил. Девушке показалось, будто человек вовсе её не замечает, но позже она поняла: холоп просто глухонемой, и отказалась от попыток с ним заговорить.

Теперь же, услышав шум, Таяна в тревоге поднялась с лавки. «Кому в такое время понадобилось являться сюда?» – насторожилась она и, ожидая самого худшего, напряжённо уставилась на проникающий сквозь щель в косяке мерцающий свет. Наконец дверь распахнулась, и проём перегородила мужская фигура. Бритое лицо поляка показалось знакомым, но она решила, что ей просто померещилось.

Стараясь осветить небольшую клеть, мужчина поднял подсвечник выше, и у Таяны не осталось сомнений: перед ней стоял Левашов. Сердце узницы бешено заколотилось.

– Евсей, – только и смогла выдохнуть она.

Когда среди мрака крохотной комнатки княжич рассмотрел женскую фигурку, кровь ударила ему в голову. Не в силах произнести ни слова, Левашов не отрываясь смотрел на Таяну: эти бездонные глаза, знакомые хрупкие плечи, изящные руки – она выглядела настолько беспомощной, но в то же время оставалась безумно желанной. Правда Евсей не мог понять, что же в ней было не так? Но тут взор мужчины скользнул ниже и замер на округлившейся талии. Пытаясь осмыслить заметную перемену в облике девушки, княжич оторопело захлопал глазами, а когда до его сознания дошла причина подобного изменения, его обдало жаром. Внутри мучительно защемило, и Левашову показалось, будто земля уходит у него из-под ног. «Как же я не подумал об этом?» – тяжело сдавило грудь чувство вины.