боковой стене, оно чуть меньше, сильнее проморожено и просто так к нему не подойти. Существует преграда в виде сугроба, небольшого количества дров вдоль той же стены и железной бочки, наполовину засыпанной снегом. А вот последнее, по размерам больше похожее на форточку и расположенное под плоской крышей, было мне и вовсе недоступно. Нет, если подпрыгнуть я и его легко разобью, но внутрь пробраться всё равно не сумею, мои габариты сделать это не позволят, даже если всё скину и разденусь до самых трусов. В принципе, вот прямо сейчас, расколотить хотелось всё, на что лицезрею. А нефиг в дом не пускать, тоже мне нашли забаву. Умом понимаю, что стёкла здесь ни при чём, а душа не на месте, так и хочется кому то отомстить за конфуз с дверями. Сделав круг почёта, вокруг малогабаритной постройки, снова уставился на преграду и её стойкий замок. Обычная дверь, не кусочка железа, даже ручка и та деревянный кругляш.

Уходить вот так, несолоно хлебавши, я не очень люблю, но ломиться из вредности, тоже не хочу. Не вижу в этом большого смысла.

— Да чтоб ты сдохла. Сволочь! — в сердцах выкрикнул я, воткнув в землю лом, прямо у самого порога. — Ну ничего. Завтра с топором приду. Тогда посмотрим, кто из нас смеяться будет.

За топором этим ещё топать надо, к машине, а задувает будь здоров, но настроение такое, что готов идти куда угодно, хоть за тридевять земель, лишь бы не чувствовать себя проигравшим.

Обратно возвращался резво и в «бочке» почти не задержался. Выпил пол кружки кипячёной воды, взял необходимое для переноски предметов, ещё раз зафиксировал отсутствие кота и зашагал вперёд, по хорошо знакомому маршруту. Ветер крепчал, видимость слабела, но я упрямо лез через колючий снег, атаковавший меня отовсюду.

— Ничего, назад идти будет легче. Это сейчас трудно, когда дует в лицо — успокаивал я себя, на коротких остановках.

Делать их приходилось всё чаще и чаще. Утренние следы полностью занесло, ориентиры в метель почти не помогали, но промахнулся не на много, вышел левее метров на пятьдесят. Обрадовался, могло быть и хуже, при такой погоде всё может быть. Несколько минут потратил на очистку машины и уборку снега вокруг неё. Секунд тридцать заводил промёрзший двигатель Нивы. Думал придётся дольше возиться, но обошлось, аккумулятор своё дело сделал чётко. Потом залез в багажник, где отыскал топор, небольшой, с прорезиненной ручкой, приобретённый мной ещё в Москве. Затем приступил к загрузке консервов, их надо в первую очередь забирать, как банки поведут себя на морозе, никто не сможет мне рассказать. Экспериментировать же со стратегическим запасом, всё равно что сук пилить, на который присел, спасаясь от огромного медведя. Мифический ангар так и не найден, а в местных магазинах шаром покати. Закинул одну коробку рыбных консервов, в принесённый из дома мешок, но этого показалось слишком мало. Выкинул из двух сумок, что загрузила в Ниву Лиля, всё что находилось внутри. Затолкал в них ещё три с половиной коробки тушёнки, безжалостно связал фирменные ручки приватизированной ранее верёвкой, вырубил прогревшуюся машину, закрыл её на замок, приспособил сумки на плечи, в руки взял мешок и уверенным шагом отправился назад, к уже обжитому дому. Ветер не стихал, а мороз, по ощущениям, приступил к стремительной атаке и это днём, когда за плотными облаками солнце где то висит. Что же будет вечером и ночью? Бр-р, даже думать об этом сейчас не хочу.

«Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее», не помню, кто это сказал, а наверняка и не знал никогда, но сегодня на собственной шкуре оценил, какие это справедливые и главное, правильные слова. А ещё мне так жалко двугорбого верблюда, когда он гружёный по самую макушку, по пустыне, пешком, без воды… За что вы так его ненавидите, люди?

Я сидел на кровати, медленно оттаивал, обтекал и вспоминал всех, над кем ещё так издевались, как я сегодня, сам над собой. И сдался мне тот дом, с неподатливой дверью. Что я забыл в нём? Чего потерял? Спрашивал я себя, то и дело задавая одни и те же вопросы. И кто вообще выгонял меня на улицу, на мороз, в такую мерзкую погоду? Сидел бы дома, сало ел, жевал сухари, запивая их горячим чаем. Благодать. С утра же было понятно, что ничего хорошего в метель, меня ждать не может.

— Вот интересно, в кого я такой упёртый, в отца или в мать? — с трудом подымаясь на ноги и поглядывая на лужу, образовавшуюся на полу, выдал я вопрос без ответа.

Досталось мне сегодня изрядно. Помимо того, что очень сильно устал, так ещё и правую щёку, похоже, подморозил. Щиплет зараза, спасу нет. Я уже и снегом тёр и перчаткой её прикрывал, ничего не помогало, а сейчас и вовсе не знаю, как быть. Горит так, будто кипятком ошпарил. Слышал где то, или откуда то узнал, что надо мазать каким то специальным кремом, дак где же его взять, при нашей то бедности. Посмотрел, чем можно заменить аптечное средство и взгляд мой сразу на кусок сала упал. Его я не убрал на снег, как остальное и правильно сделал. Сейчас оно и к употреблению готово, и намазаться им можно достаточно легко, хоть с ног до головы.

— Может действительно, помазать? — взяв в руки недоеденный ломоть, внимательно осмотрел я его.

С виду, вроде, не грязный, отрезал только чистым ножом. Надеюсь хуже не станет, хуже будет, если не делать ничего. А, была не была. Намазал и тут же почувствовал, что жжение немного спало.

— Верной дорогой идёте, товарищи — широко улыбнувшись, процитировал я центральную прессу загибающейся страны и потёрся о сало ещё немного.

Проделав медицинские процедуры, начал медленно разоблачаться. Штаны насквозь промокли, куртка пятнами пошла. Хорошо, что портянки снега не набрали и офицерские сапоги не подвели, иначе я не только бы лицо отморозил, но и ноги на дороге оставил.

Вечер провёл в непринуждённой, домашней обстановке. Ел разогретую на огне курицу, читал журнал «Советский экран», пылившийся до времени на полке, пил крепкий чай со сгущённым молоком, а ближе к ночи лежал на кровати и бесцельно поглядывал в окно, куда печальная Луна заглядывала своим светящимся огрызком. Метель, как то незаметно прекратилась, небо избавилось от облаков, а мороз сейчас за стенкой такой, что никому не пожелаю там оказаться.

— Завтра на улицу не сунусь. Ну её нафиг, щека ещё болит — тихо пробормотал я, прикрыл глаза и