Он ненадолго задумался и продолжил:

– Обучение в коллегиях длится обычно десять – пятнадцать лет, в зависимости от способностей каждого. Жизнь учеников сложна и незавидна. Они изнуряют себя долгими занятиями и при этом должны трудиться на благо монастырей в свободное от учебы время. Однако их труды сполна окупаются, когда и, главное, если они сдают выпускные экзамены. Тогда они имеют право называться «ведунами» и обычно становятся советниками разных феодалов. Те же немногие, чья жажда знаний до сих пор остается неутоленной, продолжают свои научные поиски в университете. В Гакруксии университет всего один, и попасть туда очень сложно. Из сотни желающих вступительные испытания проходят обычно меньше десяти человек.

Эти счастливчики получают доступ к неограниченным истокам человеческой мудрости. Они проводят свои дни в библиотеках и беседах с лучшими умами королевства. И только тем, кого преподаватели признают достойным, присуждают звание «дебтера». Это означает, что ученик познал достаточно мудрости и способен делиться ею с другими.

Айтана слушала его, широко раскрыв глаза. Старик, который сидел перед ней, с каждым своим словом казался ей еще более важным.

– Так вы из университета? Далекий путь вы проделали, – прервала его рассказ мать Айтаны.

– Нет, и, признаться, никогда там не был. Я получил свое звание в далеких землях Пятой Гильдии. Мое обучение заняло гораздо дольше времени, чем обычно, однако я сумел довести его до конца, после чего вновь вернулся на родину.

Мать Айтаны поставила перед ним на стол небольшой мешок с продуктами.

– Вот, как вы и просили, запасы для дальнейшего пути. Сушеное мясо, козий сыр, свежий хлеб и немного молока в дорогу. Все сами делаем, можно сказать, для себя, так что все самого хорошего качества.

Аваки одобрительно кивнул и вытащил из кошелька серебряную монету. Он со стуком опустил ее на стол и начал убирать продукты в свою дорожную сумку.

Айтана удивленно смотрела на новенькую серебристую монету. Ее мать стояла напротив стола с открытым ртом, пытаясь сообразить, сколько медяков нужно дать ему сдачи. Это был первый раз, когда кто-то пытался заплатить им серебром.

– Нет-нет, сдачи не надо, – прервал молчание гость, увидев ее замешательство.

Аваки немного поколебался, очевидно не зная, стоит ли продолжать.

– Если быть честным, – добавил он наконец, – то вряд ли деньги будут иметь хоть какое-то значение через несколько месяцев. Так что мой вам совет: пока еще возможно, пополните свои запасы продовольствия, а также всего того, что необходимо для его производства собственными силами. И уходите. Бросайте все и уходите подальше в горы. Быть может, там они вас не найдут.

Дебтера смотрел поочередно на Айтану и на ее мать с кривой улыбкой на лице, смысл которой невозможно было уловить. В этой улыбке тщеславие сливалось с гордостью, причиной которой было некое тайное знание, доступное только ему. Больше того, он был сам частью этого знания, которое было слишком ужасным и всеобъемлющим даже для него, отчего в его улыбке сочетались страх и обреченность. Поверх всего этого в ней виднелся легкий налет сострадания, соседствующий с презрением к мелким проблемам и бессмысленным жизням обычных людей.

Мать Айтаны не знала, что ответить. Они конечно же слышали про войну с Акамарской империей, но эта война была так далеко от столицы и так далеко от их хижины на горном перевале, что она казалась им не совсем реальной, она была для них просто частью рассказов путников. Они никогда не принимали всерьез возможность того, что акамарцы когда-либо дойдут до столицы.

– А что, акамарцы уже так близко? – неуверенно спросила она наконец.

– В эти дни не акамарцев надо бояться, – сказал дебтера, вставая со стула и перекидывая через плечо полную сумку с дорожными припасами. – Знаете, я передумал, я не стану оставаться на завтрак. Надо идти.

Не сказав больше ни слова, загадочный гость открыл дверь, через которую в этот раз протиснулись первые робкие лучи восходящего солнца, и быстрым шагом отправился вверх по горной тропе. Айтана обеспокоенно посмотрела на мать, которая стояла посреди кухни с тем неприятным выражением тревоги на лице, которое возникает тогда, когда источник этой тревоги плохо поддается описанию или даже осознанию, когда трудно сказать, реальна эта тревога или нет.

В конце концов она пришла в себя, быстро спрятала серебряную монету, пока не проснулись другие постояльцы, и с удвоенной силой принялась готовить завтрак. Подсознательно она надеялась, что повседневные хлопоты очень скоро вытеснят из ее сознания неуверенность и страх, рожденные визитом этого странного гостя.

Теперь, через много лет, Айтана знала наверняка, что он имел тогда в виду. Вернее, кого. Она чувствовала всем своим онемевшим телом сквозь закрытые глаза, как толпа безумных пронеслась мимо нее назад. Зеленая долина, повидавшая за несколько последних дней больше смертей, чем за всю свою долгую тихую вечность меж высоких гор, облегченно вздохнула.

Через несколько бесконечных минут Айтана все-таки решилась выбраться на берег. Она осторожно высунула голову из воды и долго вглядывалась в высокую траву. Убедившись, что никого поблизости нет, она медленно, стараясь не шуметь, подползла к берегу, волоча за собой по илистому дну тяжелый меч.

Оставив его лежать рядом с рекой (и не переставая надеяться, что его хозяин вернется за ним и, главное, за ней), Айтана медленно прошла сквозь заросли, раздвинула высокие стебли и с ужасом посмотрела туда, где еще несколько часов назад стоял лагерь легиона. Разрушение было полным, поле усеяно истерзанными трупами, а от поваленных палаток и разбитых телег в небо поднимался черный дым.

Наконец эмоции прорвались наружу. Все это время они оставались внутри по той лишь простой причине, что ей некогда было про них думать. Теперь Айтана бессильно опустилась на землю и тихо заплакала. Она оплакивала свое ушедшее детство и украденную юность, оплакивала своих родителей и друзей, оплакивала вновь утраченное чувство безопасности и веры в будущее, на несколько дней дарованное ей присутствием легиона, оплакивала их мир, который стоял на пороге конца, оплакивала себя в этом мире и свою неспособность на что-то повлиять и что-то изменить.

Когда Джад и его спасители вернулись за ней, она не заметила их приближения. Когда Джад обнял ее, она дернулась, пытаясь вырваться, и вскрикнула, прощаясь с жизнью. Когда поняла, что произошло, она крепко сжала Джада своими дрожащими руками и начала рыдать еще сильнее, больше не сдерживая себя.

Джад уловил в лесу какое-то движение и замер, прислушиваясь. Издалека до него донесся голос Пареса, и он про себя поблагодарил Алатфара, что Парес и Ралло все-таки вернулись: он не был уверен, сколько он еще смог бы изображать спокойствие перед Айтаной, притворяясь, что пытается развести огонь. Джад расслабился и чиркнул кремнем так, что хворост перед ним сразу загорелся.

Айтана улыбнулась, увидев, что Джад наконец высек искру, которая удачно упала на сухие ветки, и в них начало тлеть пламя зарождающегося костра. Джад улыбнулся в ответ. Робкий огонек, сначала едва заметно дрожащий на краю, разгорался все сильнее и сильнее, охватывая все новые территории, пока наконец не запылал весь хворост. Как и вся наша страна, мрачно подумал про себя Джад.