При президентах Рейгане и Джордже Буше-старшем максимальная ставка подоходного налога была уменьшена с 70 % до менее чем 30 %. Билл Клинтон снова поднял ее, но только до 40 %. С тех пор эта ставка прыгала вверх и вниз, в зависимости от того, кто стоял у власти, – республиканцы или демократы, но никогда не поднималась намного выше 40 %. Снижение налогов сопровождалось, сначала при Рейгане, а затем еще сильнее при Клинтоне, «реформой системы социального обеспечения» (а вернее, ее потрошением), которая оправдывалась как принципиальными соображениями (бедные должны быть более ответственными и поэтому «социальное обеспечение» (welfare) должно быть заменено на «трудовое обеспечение» (workfare), так и ограниченностью бюджетных возможностей (в результате уменьшения сбора налогов). Профсоюзы были поставлены на колени, как путем изменения законов, так и с помощью непосредственного государственного принуждения (наиболее известный эпизод – это разгром Рейганом забастовки авиадиспетчеров при помощи военных). С тех пор число членов профсоюзов неуклонно снижается[484]. В сфере дерегулирования был изменен ограничительный характер норм и достигнут новый консенсус в отношении того, что прежде, чем «тяжелая рука правительства» начнет вмешиваться в бизнес, должно быть дано очень убедительное обоснование.

Аналогичные события происходили и в Великобритании. Высшая ставка подоходного налога была уменьшена с 83 % в 1978 году до 60 % в 1979 году, а затем до 40 % и с тех пор остается близкой к этому уровню. Очень (слишком?) мощные профсоюзы послевоенной эпохи были подавлены твердой рукой – забастовка шахтеров 1984 года была определяющим моментом правления Маргарет Тэтчер – и с тех пор не восстановили свое влияние. Дерегулирование стало нормой, хотя интеграция с дружественной к регулированию Европой ограничивала его. Единственное отличие Великобритании от США заключалось в том, что там никогда не пытались сократить социальное обеспечение (миссис Тэтчер явно хотела, но коллеги по кабинету отговорили ее). В годы правления Тэтчер государственные расходы упали с 45 до 34 % ВВП, но затем частично восстановились при последующих правительствах[485].

Вероятно, что причина, по которой стали возможны столь радикальные изменения, была во многом связана с беспокойством, которое пришло с замедлением роста. Несмотря на то что нет никаких доказательств того, что значительное снижение налогов на доходы богатых способствует экономическому росту (мы все еще ожидаем обещанного разворота в росте как США, так и Великобритании), имевшиеся на то время данные были не настолько ясны. Поскольку рост прекратился в 1973 году, естественной реакцией было обратиться к критикам кейнсианской макроэкономической политики 1960-х и 1970-х годов, таким как (правые) профессора Чикагского университета и лауреаты Нобелевской премии Милтон Фридман и Роберт Лукас.

Рейганомика, как стали называть доминировавший в тот период курс экономической политики, была совершенно откровенна в том, что выгоды от роста будут получены ценой некоторого неравенства. По идее, сначала должны были выиграть богатые, но в конечном счете выиграют и бедные. В этом заключалась знаменитая теория «просачивания благ сверху вниз», которую лучше всего описал гарвардский профессор Джон Кеннет Гэлбрейт, утверждавший, что в 1890-х годах эту теорию называли теорией «лошади и воробья»: «Если вы дадите лошади достаточно овса, то часть просыплется на дорогу, для воробьев»[486].

Действительно, 1980-е годы ознаменовались драматичным изменением общественного договора в США и Великобритании. Каким бы ни был экономический рост после 1980-х, его плоды целиком и полностью прибирались к рукам богатыми. Отвечает ли за это рейганомика или ее британская версия?

ВЕЛИКОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ

В 1980-е годы, когда экономический рост еще оставался вялым, произошел взрыв неравенства. Благодаря выдающейся и кропотливой работе Тома Пикетти и Эммануэля Саэса, мир теперь знает, что произошло: 1980 год – это год избрания Рейгана. Также для Соединенных Штатов это почти тот же год, когда доля национального дохода, получаемая одним процентом самых богатых, прекращает свой 50-летний спад и начинает неуклонный подъем. В 1928 году, в конце ревущих двадцатых, богатейший один процент получал 24 % от всех доходов. В 1979 году эта пропорция стала на треть меньше. В 2017 году, последнем, данные о котором доступны на момент написания книги, это соотношение почти вернулось к уровню 1929 года. Рост неравенства доходов сопровождался увеличением неравенства богатства (доход – это то, что люди получают каждый год, а богатство – это их накопленное состояние), хотя неравенство богатства еще не достигло уровня начала 1920-х годов. В Соединенных Штатах доля богатства верхнего одного процента поднялась с 22 % в 1980 году до 39 % в 2014 году[487].

Ситуация в Великобритании очень похожа. Поворотный момент, как и в США, находится где-то очень близко к 1979 году, когда миссис Тэтчер пришла к власти. С 1920-х и до 1979 года доля доходов самых богатых неуклонно снижалась. После 1979 года наблюдается аналогичный подъем, ненадолго прерванный мировым финансовым кризисом 2009 года. В отличие от Соединенных Штатов, неравенство еще не достигло уровня 1920-х годов, но до него осталось немного[488].

В континентальной Европе картина разительно отличается. До 1920-х годов доля самых высоких доходов во Франции или Германии, Швейцарии или Швеции, Нидерландах или Дании не слишком отличалась от США или Великобритании. Где-то после 1920 года неравенство стало падать во всех этих странах, как и в Соединенных Штатах, но затем осталось на прежнем уровне, в отличие от Соединенных Штатов. Есть небольшие взлеты и падения, в Швеции сейчас происходит значительный подъем, начавшись где-то в 1980-х годах, но в целом уровни неравенства в этих странах остаются очень низкими по американским стандартам[489].

Приведенные выше данные касаются доходов до налогообложения, то есть до того, как богатые заплатили налоги, а бедные получили трансферы. Поэтому они не учитывают результатов перераспределения доходов от богатых к бедным. Поскольку налоги в Соединенных Штатах упали, то мы могли бы ожидать, что после 1979 года неравенство после налогообложения увеличится еще больше, чем неравенство до налогообложения. Но это не так. Можно увидеть небольшой всплеск после принятия закона о налоговой реформе 1986 года, но по большей части кривые для долей доходов до и после уплаты налогов следуют друг за другом[490]. Налоги важны для перераспределения, но рост неравенства является гораздо более глубоким явлением, чем механическое следствие снижения перераспределения.

В то же самое время, около 1980 года, перестали расти заработные платы, по крайней мере для наименее образованных людей. Скорректированная на инфляцию средняя почасовая заработная плата тех американских работников, которые не занимали менеджерские позиции, росла в 1960-е и 1970-е годы, достигнув своего пика в середине-конце 1970-х годов, в годы Рейгана – Буша она начала снижаться, а затем возобновила медленное повышательное движение. В результате средняя реальная заработная плата в 2014 году была не выше, чем в 1979 году. За тот же период (с 1979 года по сегодняшний день) реальная заработная плата наименее образованных работников фактически упала. Для работающих полный день мужчин с неполным средним образованием, выпускников средней школы, а также тех, кто не окончил колледж, реальный недельный заработок был в 2018 году на 10–20 % ниже его реального уровня в 1980 году[491]. Если бы существовал какой-либо эффект снижения налогов, как утверждали его сторонники, можно было бы ожидать, что рост заработной платы в годы Рейгана – Буша ускорится. Но случилось обратное. Доля труда в национальном доходе (доля доходов, используемых для выплаты заработной