Детектив отхлебнул глоток и презрительно фыркнул:

— Я расскажу тебе, что произошло. С моих глаз наконец упали шоры. — Спецагент аккуратно поставил чашку на стол и выпрямился в кресле. — Он открыл мне правду.

— «Он»?

— Агозиен. Это воистину необыкновенный предмет, Констанс. Мандала, которая дает человеку возможность прозреть истину. Истину как она есть, истину, лежащую в центре мироздания, чистую, нефальсифицированную. Истину столь мощную, что она ломает слабый ум, но для людей с сильным интеллектом это откровение. Теперь я знаю самого себя, знаю, кто я есть, а главное — чего хочу.

— Разве ты не помнишь, что сказал монах? Агозиен — это зло, инструмент темных сил возмездия, чья цель — очистить мир.

— Да, помню. Довольно туманный набор слов, тебе не кажется? Очистить мир. Я, конечно же, не употреблю его в таких целях. Скорее помещу в библиотеку особняка на Риверсайд-драйв, где смогу провести целую жизнь, созерцая его чудеса. — Пендергаст откинулся на спинку кресла и снова взялся за чашку. — Таким образом, Агозиен отправится вместе со мной в индивидуальное спасательное плавсредство. Так же как и ты — если найдешь мой план привлекательным.

Грин судорожно сглотнула.

— Время поджимает. Тебе пора что-то решать, Констанс: ты со мной или против меня?

Детектив сделал неторопливый глоток, а его светлые глаза спокойно и внимательно смотрели на нее поверх краев чашки.

Ле Сёр посчитал, что лучше всего пойти одному.

Теперь он стоял перед простой металлической дверью каюты капитана Каттера, стараясь расслабить лицевые мускулы и упорядочить дыхание. Более-менее овладев собой, он негромко постучал два раза.

Дверь отворилась так быстро, что Ле Сёр едва не отскочил назад. Еще больше Гордон удивился, увидев капитана в штатской одежде, сером костюме и галстуке. Бывший командор судна стоял в дверях, его холодный взгляд был направлен в лоб Ле Сёра, а невысокая фигура наводила на мысль о граните.

— Капитан Каттер, — начал Ле Сёр, — я пришел как человек, временно исполняющий обязанности капитана этого судна, чтобы… просить вас о помощи.

Каттер продолжал смотреть в ту же точку, и этот взгляд давил, точно палец, приставленный ко лбу.

— Могу я войти?

— Если угодно. — Каттер сделал шаг назад, впуская гостя. Помещение, в котором раньше Ле Сёр не бывал, выглядело спартанским — функциональным, аккуратным и обезличенным. Здесь не было семейных фотографий, морских или навигационных безделушек, никаких характерно мужских аксессуаров вроде коробки для сигар, бара или красных кожаных кресел, которые можно встретить в капитанских каютах.

Каттер не пригласил гостя присесть и остался стоять сам.

— Капитан, — медленно начал Ле Сёр, — насколько вы осведомлены о нынешней ситуации на судне?

— Мне известно только то, что объявляли по радио, — ответил Каттер. — Никто ко мне не приходил. Никто не удосужился поговорить со мной.

— Значит, вы не знаете, что капитан Мейсон захватила мостик, взяла на себя единоличное командование, увеличила скорость до предела и собирается бросить «Британию» на Каррион-Рокс?

Краткий миг — и Каттер бесшумно, одними лишь губами ответил:

— Нет.

— Мы не можем придумать, как ее обезвредить. Она заперлась на мостике, запустив механизм аварийной блокировки. Через час с небольшим мы разобьемся о скалы.

При этих словах капитан Каттер отпрянул на шаг, покачнулся, но равновесие удержал. Лицо его чуть побледнело.

Ле Сёр вкратце обрисовал детали. Каттер слушал не перебивая, с бесстрастным лицом.

— Капитан, только вы и старший помощник знаете код отмены сигнала тревоги. Даже если мы сможем пробраться на мостик и взять Мейсон под стражу, нам все равно придется отключить этот сигнал, чтобы перехватить контроль над автопилотом. Помогите.

Молчание. Затем капитан Каттер произнес:

— Коды есть у корпорации.

Ле Сер поморщился:

— Они утверждают, что ищут. Откровенно говоря, корпорация в полном замешательстве. Похоже, никто не знает где коды, и каждый указывает пальцем на другого.

Краска вернулась на лицо капитана. Ле Сёр спрашивал себя, что она означает. Страх за вверенное ему судно? Злость на Мейсон?

— Сэр, дело не только в коде. Вы знаете судно лучше, чем кто-либо другой. Налицо кризисная ситуация, и жизнь четырех тысяч человек висит на волоске. У нас есть лишь семьдесят минут до столкновения. Нам действительно нужна ваша помощь.

— Мистер Ле Сёр, вы просите меня вновь принять командование судном? — последовал тихий, вкрадчивый вопрос.

— Если вопрос ставится так — да.

— Скажите это.

— Я прошу вас, капитан Каттер, вновь принять на себя командование «Британией».

Темные глаза капитана сверкнули. Когда он заговорил, голос его был негромок и полон эмоций.

— Мистер Ле Сёр, вы с палубными офицерами — бунтовщики. Являете собой гнуснейший тип человеческих существ, который можно встретить в открытом море. Некоторые ваши действия настолько богопротивны, что их нельзя отыграть назад. Вы подняли мятеж и отдали командование психопатке. Вы и бесчестные, безответственные прихвостни за вашей спиной замыслили это вероломство против меня с тех самых пор, как мы покинули порт. Посеешь ветер — пожнешь бурю. Нет, сэр, я не стану вам помогать. Ни с кодами, ни с командованием, ни даже с носовым платком, чтобы утереть вам сопли. Теперь мои обязанности сводятся к одному: если корабль пойдет на дно, я разделю его судьбу. Всего хорошего, мистер Ле Сёр.

Румянец на лице Каттера разгорелся, и Гордон внезапно понял, что это не было результатом гнева, ненависти или страха. Нет, то был триумф, нездоровый триумф собственной реабилитации.

Скотт Блэкберн, облаченный в желто-оранжевые одежды тибетского монаха, задернул шторы на раздвижных балконных дверях, отгораживаясь от мрачной пелены шторма. Сотни масляных свечей наполняли гостиную мерцающим желтым светом, две медные курильницы источали изысканный аромат сандалового дерева и цветов кевра.

На маленьком боковом столике настойчиво зазвонил телефон. Блэкберн некоторое время хмуро смотрел на него, потом все же подошел и снял трубку.

— В чем дело?

— Скотти? — послышался высокий запыхавшийся голос. — Это я, Джейсон. Мы уже несколько часов пытаемся с тобой связаться! Послушай, тут все стоят на ушах — говорят, мы скоро…

— Заткнись, придурок! Если еще раз мне позвонишь, я вырву у тебя глотку и спущу в сортир. — И аккуратно положил трубку на рычаг.

Его ощущения никогда не были так обострены, а органы восприятия — так чувствительны. За дверями его покоев слышались крики и проклятия, топот ног, восклицания и глухой гул моря. Что бы ни происходило, его это не касалось. Здесь он в безопасности — вместе с Агозиеном.