Был очень подвижен, но не суетлив. Предпочитал или двигаться – ходить или гулять, – или лежать. Находиться в сидячем положении не любил. Говорил: «Мои два состояния – ходить и лежать». Предпочитал обдумывать вещи лежа. Когда приходилось писать, всегда делал это сидя, что сильно его утомляло, затекали ноги, были неприятные ощущения в спине и шее. Это особенно усилилось за последние годы. Сам процесс писания воспринимал как тяжелый физический труд. Последние лет 6 очень охотно проделывал гимнастику пальцев по системе, показанной одной массажисткой.

Всегда говорил, что у него очень сильные ноги и слабые руки. Мог, например, сидеть на корточках на восточный манер очень длительное время. Называл себя поэтому «врожденным арабом». Охотно принимал положение на корточках во время беседы и т. д. «Сидел на корточках как вылитый» и «очень нелегко его сбить из этого положения».

Когда сидел обычно, то почти никогда не опирался на что-либо, сидел всегда прямо. Часто вскакивал. Любил сидеть, подложив под себя ногу, подпрыгивая на ней и как бы «пружиня» всем туловищем.

Была привычка ежедневно гулять днем в течение двух часов, а также перед сном в течение получаса.

Движения были очень простые и естественные, скованности или разболтанности не было.

Дрожания, судорог не отмечалось.

Движения отличались большой стремительностью, но, несмотря на это, были в то же время очень плавные, мягкие и скорее закругленные. Острых углов, резкости не было, даже когда делал внезапные порывистые движения. Движениям была свойственна очень большая ритмичность («музыкальные движения»). «Движения исходили из всего организма», «в каждом движении принимало участие все тело, все части тела». «Цельность порыва». Например, во время лекции делал жест, потрясая карандашом. Это движение напоминало трепетание крыльев бабочки, причем все тело принимало в нем участие. Когда оборачивался, то всегда всем туловищем. Даже когда шел, то в походке принимали участие не столько раскачивания рук, сколько всей верхней части туловища.

Когда что-либо осматривал или разглядывал, мог очень быстро двигать шеей в разные стороны и кругом. Шея была в особенности подвижная, мышцы шеи очень сильно развиты. «Движения шеей напоминали что-то птичье, орлиное или соколиное».

Необычайно подвижная спина. «Шла волнами», «пробегала волна по всей спине, как это бывает у диких зверей, например леопардов». Чувство довольства или недовольства очень выразительно сказывалось в движениях плечами. Движения вообще были очень свободные, «но не размашистые».

Обыкновенно ходил быстро, медленно ходить не мог. В молодые годы любил бегать и прыгать, мог это делать хорошо. Быстрая ходьба сохранилась до того, как заболел. Походка замедлялась только в некоторых случаях, когда что-либо обдумывал или рассматривал. Когда шел, то создавалось впечатление, что «центр» движения находится в области груди. «Как будто ведут не ноги, а грудь». Ходил по улице грудью вперед.

Походка менялась в зависимости от внутреннего состояния. Обыкновенно всегда ходил с палкой, «палка была его какой-то неразлучный друг». Руками при ходьбе размахивал не сильно.

Одно хорошо знавшее его лицо следующим образом характеризует его движения: «Необычайная ритмичность, легкость и четкость во всех движениях, в них сказывалась сила – ощущение большой концентрации воли. В то же время движения были настолько естественны, что не требовали, казалось, никаких усилий, казались страшно легкими».

В качестве одной из основных особенностей его психомоторики нужно признать, наряду с ритмичностью, очень большую ловкость в общих движениях. Как выражается один из собеседников, «были выраженные акробатические таланты». Приведем несколько высказываний и примеров.

В детстве занимался гимнастикой, упражнялся на трапециях. Лет 9-ти занимался в гимнастическом обществе. Интересно, что мог одновременно ездить верхом и писать. Вообще очень любил в молодые годы карабкаться, цепляться, лазать, прыгать. Высоты не боялся совершенно. В студенческие годы, когда работал в химической лаборатории, любил, балансируя, прохаживаться по балюстраде крыши здания, часто со стаканом чая в руках. В другой раз вместе с товарищем пробрался по карнизам одного дома, на высоте второго этажа, для того чтобы продемонстрировать, каким образом воры могут залезть в дом.[462]

Уже в 1923 г., когда был в Альбеке,[463] потерял однажды ключ от комнаты. В комнату можно было проникнуть только с балкона соседней комнаты, пробравшись затем по карнизу до окна. Проделал это очень ловко. Собралась толпа, с недоумением смотревшая на это зрелище и вначале принявшая его за жулика.

Чувство равновесия было развито чрезвычайно сильно. «Было в этой ловкости что-то от горной козы». Риска падения не боялся и даже любил его.

Очень легко и ловко мог карабкаться по горам, переходить через горные ручьи, речки по узкому бревнышку. Очень любил подходить к краю пропасти, обрыва и, наклонившись, смотреть вниз. Любил пройти по узкому карнизу с отвесными обрывами. Был очень счастлив, когда ему приходилось это делать. «Любил ощущения глубины». «Взгляд сверху вниз – с этим связана была целая теория».[464] Головокружения при этом не чувствовал совершенно.

Очень хорошо мог играть в мяч, крокет, серсо.

Мог хорошо грести. Когда был в Свинемюнде (1922 г.),[465] то уезжал один в лодке далеко в море. Плавать мог, но особой любви к этому не чувствовал. В молодости одно время занимался как будто фехтованием.