– Преудобно, Боренька!

Приставал и к матери.[446]

Интересно, что, по описанию Б.Н., любовь отца к его матери также в значительной степени возникла вследствие того, что он нашел в ней воплощение какого-то созданного им мысленного идеала: «Отец, увидев мать, увидел искомую им формулу сочетаний пропорций: лба, носа, рта…» И далее: «Наконец, мать согласилась: отец женился на пропорциях: лба, носа и рта».[447]

Внешний вид его и манеры Б.Н. рисует следующим образом:

Невысокого роста, сутулый, плотный и коренастый, зацепляющийся карманом за кресло, с необыкновенно быстрыми движениями, не соответствовавшими почтенному виду, в очках, с густой, жесткой каштановой бородой, он производил впечатление воплощенного неравновесия; точно в музее культур перепутали номера, в результате чего ассирийская статуя, попавши к фарфоровым куколкам, пастухам и пастушкам, должна была вместе с ними производить менуэтные па и сидеть на козеточках; и козеточки ломались; и куколки – разбивались; но «носорог» в гостиной монументально выглядел в чертогах Асаргадона; и отец становился изящным, легким, грациозным, едва усаживался за зеленый стол: заседать.[448]

По данным А., к установлению интимного контакта с людьми, по-видимому, не был способен, мог оставаться без людей. Однако что касается остальных черт характера, то отметим здесь большую доброту и отзывчивость.

«Нежнейшие чувства: душа, как мимоза; нежнее, отзывчивей я не встречал человека; услышит, что кто-то горюет, – спешит утешать, возвышать».

Психических ненормальностей не отмечалось.

Умер в возрасте 66 лет от припадка грудной жабы (склероз сердца).

Мать, Александра Дмитриевна, урожденная Егорова (см. С8), рисуется в совершенно другом виде. Элемент эмоциональный, притом не уравновешенный волевой задержкой, составлял главную сторону ее личности. Из этого вытекала крайняя несдержанность ее во всех проявлениях. Б.Н. характеризует ее так: «страдающая истерией и болезнью чувствительных нервов, периодами вполне больная».[449] В очень большой степени способствовали развитию этой неуравновешенности и несдержанности проявлений условия воспитания в детстве. Была любимицей отца:

Дедушка Егоров имел уязвимую пяту: боготворил свою Звездочку (так звал мою мать); и разрешал ей все, что ей ни взбредет в голову; так стала пятилетняя Звездочка тираном в доме; дедушки боялся весь дом, а дедушка боялся Звездочки; так и произошло, что Звездочка, будучи в четвертом классе гимназии, объявила, что из гимназии она выходит; дедушка не перечил.

Была очень хороша собой. Впоследствии, когда ее впервые «вывезли на бал», произвела сильнейшее впечатление своей наружностью: "открылась новая московская красавица.[450]

Была способна на сильное и глубокое чувство. Об этом дает представление следующий факт, описанный Б.Н. в его воспоминаниях о семье деда со стороны матери. Говоря об ужасной нищете, наступившей после того, как бабка по легкомыслию лишилась своего состояния, он пишет:

… и одновременно – заболевание матери, полюбившей одного из Абрикосовых (сыновей фабрикантов), которому родители запретили жениться на матери, как нищей (Абрикосовы – хорошие знакомые дедушки); мать ряд лет любила его; у нее было множество женихов, среди которых были и богачи; но она всем отказывала, к негодованию бабушки, и терпела нищету.[451]

Это событие повлияло чрезвычайно сильно на всю ее психику; как выражается А., – «был сильный слом». Замуж за отца Б.Н. вышла без любви, но уважала его. Ей в то время было 22 года, т. е. она была лет на 20 моложе мужа. Была очень темпераментная. Сильные увлечения бывали и после замужества, из которых одно, имевшее место, когда Б.Н. было четыре года, не закончилось разводом исключительно из-за нежелания порвать с ребенком, которого очень любила.

Любовь к сыну, в соответствии с крайне капризным, несдержанным характером, также принимала крайне неуравновешенные формы. Очень часто ее любовь доставляла ему одни мучения: в проявлениях своих чувств в отношении него совершенно не считалась с его переживаниями и тем больно его ранила. В одном месте Б.Н. упоминает, что мать играла им, как котенком, он был для нее «ее зверенышем».

Особенно глубоких интересов, по-видимому, не было. Была большая склонность к балам, вечерам, нарядам, где она могла блистать своей красотой. А. отмечает в ней эгоизм («думала только о своем удовольствии», «была добра, когда это не касалось ее лично»). Как проявление эгоизма можно рассматривать также и то обстоятельство, что когда Б.Н. обращался к ней в трудное для него время за материальной помощью, то давала деньги с известными оговорками, несмотря на то, что всегда его сильно любила.[452]

Особо необходимо отметить большую общую художественную одаренность ее натуры, в особенности в области музыки. «Насквозь музыкальное существо»,[453] «жила в музыкальной стихии» (беседа с А.). Сама играла на рояле. Очень большой интерес проявляла также и к театру. Очень художественно и выразительно могла рассказывать и читать.

Умерла в возрасте 64 лет от кровоизлияния в мозг («был удар»). Лежала в клинике проф[ессора] Россолимо.

Приведем в заключение следующее блестящее сопоставление характеров отца и матери, сделанное Б.Н. и дающее яркое представление о том контрасте, который господствовал между ними и вызывал резкий раскол в их взаимоотношениях, чрезвычайно болезненно отражавшийся на развитии самого Б.Н., особенно в период его раннего детства:

Трудно найти двух людей, столь противоположных, как родители; физически крепкий, головою ясный отец и мать, страдающая истерией и болезнью чувствительных нервов, периодами вполне больная; доверчивый как младенец, почтенный муж и преисполненная мнительности, почти еще девочка; рационалист и нечто вовсе иррациональное; сила мысли и ураганы противоречивых чувств, поданных страннейшими выявлениями; безвольный в быту – муж науки, бегущий из дома в университет, в клуб; и переполняющая весь дом собою – смехом, плачем, музыкой, шалостями и капризами – мать; весьма некрасивый и «красавица»; почти старик и почти ребенок, в первый год замужества играющий в куклы, потом переданные мне; существо, при всех спорах не способное обидеть и мухи, не стесняющее ничьей свободы и действительности; и – существо, непроизвольно, без вины даже заставляющее всех в доме ходить на цыпочках, ангелоподобное и молчаливое там, где собираются парки-профессорши и где отец свирепо стучит лезвием ножа в скатерть с «нет-с, я вам докажу…»; слышащий вместо Шумана – шум; и – насквозь музыкальное существо; переполненный бытом университета, хотя давно этот быт переросший; и во многом еще не вросшая в него никак, не умеющая врасти, во многом – непринятая в него, поэтому, хотя и непокорная, но боящаяся, что скажет… Марья Ивановна.[454]