Трехдневные военные учения Национальной народной армии, проведенные вместе с советскими коллегами, показали, что Ульбрихт в военном отношении готов к тому, что Запад может атаковать его, когда Хрущев начнет наконец воплощать в жизнь свои угрозы. Солдаты Ульбрихта произвели впечатление на советского министра обороны Родиона Малиновского и Андрея Гречко, главнокомандующего Объединенными вооруженными силами государств – участников Варшавского договора, которые решили лично наблюдать за ходом учений. В полевых условиях восточногерманские солдаты оказались намного более дисциплинированными, чем предполагали советские офицеры.

По окончании обычного двенадцатичасового рабочего дня, когда шофер вез его в новый дом в Вандлице, городке, расположенном в лесистой местности примерно в тридцати километрах к северо-востоку от Берлина, Ульбрихт почувствовал прилив сил. На протяжении месяцев и, возможно, лет он еще не испытывал таких радостных эмоций, когда шофер провозил его мимо ухоженных садов и вилл в районе Панков.

Первухин передал ему копию советских требований, врученных Хрущевым в Вене Кеннеди. Многие из идей Ульбрихта относительно будущего Берлина, которые он упорно повторял в многочисленных письмах, были изложены официальным языком. Первухин сказал Ульбрихту, что через два дня Москва обнародует этот документ.

На этот раз Ульбрихт был уверен, что Хрущев не будет увиливать от своего берлинского ультиматума. Он вообще занял более решительную позицию по Германии. Министр иностранных дел Громыко направил гневный протест в посольства Великобритании, Франции и Соединенных Штатов в Москве в связи с решением канцлера Аденауэра провести в Западном Берлине 16 июня пленарное заседание бундесрата, верхней палаты парламента. Он назвал это «очередной провокацией» против всех социалистических государств.

Впервые за долгое время Ульбрихт в письме советскому лидеру выражал признательность: «Мы искренне благодарим президиум и Вас, дорогой друг, за огромные усилия, которые Вы предпринимаете для достижения мирного договора и резолюции по проблеме Западного Берлина».

Ульбрихт сообщил, что согласен не только с формулировкой ультиматума, но и полностью согласен с выступлением Хрущева на Венском саммите и тем, как он представлял коммунистическую партию, советское правительство и социалистический лагерь.

«Это было большим политическим достижением», – написал Ульбрихт.

Однако Ульбрихт понимал, что в основном это произошло благодаря его давлению на Хрущева и он собирался продолжать оказывать давление. Большую часть письма он потратил на возмущение по поводу роста западногерманского «реваншизма», который угрожал им обоим. Западногерманское министерство экономики грозилось аннулировать соглашение о торговле с Восточной Германией, если будет подписан мирный договор. Для восточногерманской экономики это был бы серьезный удар, поскольку в этом случае Восточная Германия рассматривалась как иностранное государство, которое должно было рассчитываться с Западной Германией иностранной валютой, которой у нее не было.

Ульбрихт сообщил Хрущеву, что действия Аденауэра и западногерманских чиновников в нейтральных странах направлены на то, чтобы уменьшить права консульств и торговых представительств Восточной Германии. Кроме того, Аденауэр пытается помешать ГДР принять участие в следующих Олимпийских играх.

Теперь, когда Хрущев, казалось, целиком сосредоточился на Берлине, Ульбрихт был больше всего обеспокоен тем, чтобы он не откладывал принятого решения. «Товарищ Первухин сообщил нам, что Вы считаете нужным, чтобы совещание первых секретарей [коммунистических партий советского блока] состоялось как можно раньше». Ульбрихт сказал, что готов обратиться к лидерам Польши, Венгрии, Румынии и Болгарии с предложением собраться 20 или 21 июля, чтобы «обсудить подготовку к мирному договору».

Ульбрихт хотел, чтобы весь социалистический блок принимал участие в его делах. Цель этой встречи, сказал Ульбрихт, состоит в том, чтобы договориться о проведении подготовительной работы во всех сферах деятельности, координации действий и агитации через прессу.

Москва

Среда, 7 июня 1961 года

По возвращении из Вены в Москву Хрущев приказал сделать копии расшифровок стенограмм венской встречи и раздать друзьям и союзникам. Он хотел, чтобы все узнали о том, насколько умело он обошелся с Кеннеди, – главное, чтобы это поняли его критики дома и за границей. У него были документы с грифом «совершенно секретно», но он знакомил с ними довольно широкий круг лиц. Одна копия отправилась на Кубу Кастро, хотя его еще не считали членом социалистического лагеря. Среди восемнадцати стран, которым были направлены документы, были и такие страны, как Египет, Ирак, Индия, Бразилия, Камбоджа и Мексика. Был проинформирован и югославский лидер Иосип Броз Тито.

Хрущев действовал как победитель, желая вместе со всеми еще раз пережить чемпионский матч. Хрущев продолжил дома взятый в Вене жесткий курс, но еще решительнее и жестче. Все более и более уподобляясь своим неосталинистским критикам, он обвинял в росте преступности, бродяжничества, гражданского недовольства, безработицы излишнюю либерализацию. Кроме того, в соответствии с его политикой десталинизации была проведена реформа судебной системы.

«Какими либералами вы стали!» – язвительно сказал он Роману Руденко, генеральному прокурору, критикуя законы, излишне мягкие по отношению к ворам, которых, по его мнению, следовало расстреливать.

«Как бы вы меня ни ругали, – ответил Руденко, – мы не можем назначать смертную казнь, если она не предусмотрена в законе».

«У крестьян есть поговорка: «От плохого семени не жди хорошего племени», – сказал Хрущев. – Сталин занимал правильную позицию по этому вопросу. Он зашел слишком далеко, но мы никогда не были милосердны к преступникам. Наша борьба с врагами должна быть беспощадной и целенаправленной».

Хрущев ввел смертную казнь за ряд экономических преступлений, увеличил численность милицейских подразделений, усилил КГБ [52].

В то время как Кеннеди отправился домой, озабоченный тем, что рассказать американцам, Хрущев находился в посольстве Индонезии на приеме в честь шестидесятилетия президента Сукарно, прибывшего с визитом в Советский Союз.

На лужайке посольства оркестр заиграл танцевальные мелодии, и партийные руководители, среди которых были председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Брежнев и заместитель председателя Совета министров Анастас Микоян, побуждаемые Хрущевым, пустились в пляс. Дипломаты и видные советские деятели поддерживали танцоров, хлопая в ладоши. Среди танцоров был премьер-министр Лаоса принц Суванна Фума.