Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему они живут тут? – в изумлении прошептала Аулет. В её голове просто не укладывалось, что можно жить в настолько чудовищных условиях. Всего пары секунд хватило, что бы увидеть дома и людей. На шее каждого из них красовался ошейник, даже на детях, а их одежда… её просто не было. Те тряпки намотанные на истощённые тела нельзя было называть одеждой.
– Потому что рабы, – в её голосе звучала отрешённость.
– Я это понимаю, но почему такие условия? Почему о них никто не заботится? Как это вообще работает? Не понимаю!
– Это жилой квартал, там находятся все не выкупленные и на продажу. Каждый день тех, у кого зелёная насечка на ошейнике выводят на торги, а вечером возвращают сюда, если не продали. Они живут семьями, даже привыкли к этому немного.
– Но это же чудовищно. Почему о них не заботятся хозяева? – продолжала недоумевать Аулет.
– Их цена невысока, поэтому торговцы не сильно заботятся о них. Сначала все привезённые попадают в общие бараки, их осматривают и выставляют на смотрины купчих медной шестёрки. Тех кого купила шестёрка, ждёт перепродажа.
– Медная шестёрка?
– Это как совет основателей, но только для города рабов. Они всем заправляют тут. Есть более мелкие дельцы, но они так или иначе у шестёрки на прикорме. Некоторые из них держат свои дома и благодаря связям с шестёркой, выкупают приглянувшихся в свои дома, о них там заботятся, даже учат. Готовят для определённых покупателей или в подарок.
– Как всё сложно. Но почему об этих людях никто не заботится?
– Потому что это Вайруки. Они занимаются покупкой людей и их перевозкой. Тех кому не повезло попасть к шестёрке или их дельцам, живут в общих бараках. Жителей нижнего яруса продают на площади…
Голос девушки стал тише и в конце оборвался. Услышав сдавленный всхлип, Аулет почувствовала себя чудовищем, но удержаться от нового вопроса так и не смогла.
– То есть тут постоянно перепродают людей, а как же дети, я их видела там. Откуда они?
– Некоторых привозят с родителями, некоторые рождаются уже тут.
– Их тоже продают?! – возмущению Аулет не было предела. Рабство само по себе чудовищно, а тут ещё и торговля детьми.
– Это наша жизнь Госпожа, другой нам не дано, – обречённо вздохнула девушка, неосознанно потянувшись к своему ошейнику.
– Ты родилась тут или приехала?
– Мне было восемь кругов, когда я попала сюда. Я мало что помню, только лицо мамы и то смутно, по-моему она умерла. Отца продали через шесть лун, меня через десять. Бартери Пьюр хотел выручить как можно больше серебра. Сначала меня купила Мадам Эргиль, потом Алар Овинье, после него были Коули и Брантси, последний меня и подарил в дом Господина.
– Как тебя зовут?
– Тоя, – с улыбкой произнесла девушка. – Это имя мне дала мама.
– А что с твоим отцом? Разве он не пытался тебя найти?
– Когда я смогла передвигаться по городу, пусть и тайно, мне удалось узнать лишь то, что Господин купивший моего отца и других мужчин отправляет их в шахты. Не думаю, что он всё ещё жив.
За разговором Аулет и не заметила, как они подошли к кладбищу. Здесь не было надгробий или статуй, не было и привычных крестов, ведь это осталось в родном мире. Только камни, небольшие холмики, которые обозначали лишь очертания могил. Никаких имён и дат.
Девушки прошли вглубь кладбища и остановились у одной из могил. Она абсолютно ничем не отличалась от остальных. Присев на корточки Тоя подцепила негнущимися от холода пальцами один из камней и отодвинула в сторону целую плиту, за которой скрывался вход в катакомбы. Хитрая конструкция оказалась не полноценной насыпью, а искусно сделанным муляжом. Достаточно тяжёлым, что бы оставаться на месте несмотря на погодные условия и при этом достаточно лёгким, что бы его мог сдвинуть один человек.
– Это безопасно? – решила поинтересоваться Аулет. В голосе звучало сомнение, ведь это был самый настоящий спуск в канализацию и никакой лестницы со ступеньками. Только железные скобы не внушающие доверия и полная темнота.
– Да, это самый безопасный путь. Спускайтесь Госпожа, а я за вами.
– Нет уж, лучше ты первая, – испуганно залепетала Аулет, делая шаг назад.
– Если я пойду первая, некому будет закрыть вход, а если мы оставим его открытым, убежище могут обнаружить. Там не глубоко, – постаралась успокоить её Тоя.
Нервно сглотнув, Аулет резко выдохнула и сделав над собой усилие принялась за дело. Спускаться вниз, без света было очень страшно. Единственное чем она себя успокаивала, так это тем, что она не одна, а вместе вроде бы и не так страшно.
В темноте было сложно понять, сколько они спускались вниз. Стук сердца отдавал тяжестью. Почувствовав под ногами твёрдую поверхность, она облегчённо выдохнула. В спину ударил порыв холодного ветра.
– Тут порой гуляют сквозняки. – пояснила Тоя, взяв Аулет за руку. Девушки некоторое время шли по коридору на ощупь, прежде чем вдалеке замаячил неровный свет факела.
За одним из поворотов оказалось достаточно большое помещение. Взору Аулет открылись невысокие потолки, каменные стены, колонны и множество людей самых разных возрастов и внешности. Они грелись у открытого огня в жаровнях. Пахло горячей кашей и чем-то кислым. Несколько человек оглянулись в сторону девушек и было у них кое-что общее, широкий шрам на шее, будто ожог.
– Малькольм! – воскликнула Тоя, подбежав к мужчине невысокого роста в бесформенном балахоне. Их объятия были наполнены теплотой. Отстранившись, она посмотрела в сторону своей спутницы и произнесла, – Я привела Аулет.
– Здравствуйте, – отозвалась девушка, чувствуя себя максимально неуютно. В своей относительно чистой одежде, она совершенно не вписывалась в такое окружение. Она не чувствовала себя лучше на фоне этих людей, это был скорее стыд.
– Мы наслышаны о вас. Ваша храбрость удивительна, – произнёс мужчина, одарив гостью широкой улыбкой.
– Не думаю, что в моём поведении есть нечто особенное.
– Я бы так не сказал. У нас есть покровители, но никто до сих пор не решился поддержать открыто. О вас ходят разговоры, особенно в городе рабов. Все хотели лично увидеть ту, у кого хватило храбрости выступить против вековых устоев.
– Мне очень приятно такое внимание. Но у меня мало времени. Могу я поговорить с девушкой? – решила перевести тему Аулет. Дело было отнюдь не в скромности, уж что-что а похвалу она всегда любила. Но в
