– Ни фига себе! – проговорил Лещинский, переводя взгляд с одного барельефа на другой.

Гаррель же приник к полу, принялся сдувать пыль, поднимая клубы под самый купол ротонды. Лещинский увидел, как открывается прежде скрытый рисунок, обрамляющий углубление в центре площадки.

– Знаешь, что это такое? – спросил Гаррель, проводя пальцем по плавному изгибу вырезанной в камне линии.

– Паутина, что ли? – нахмурился Лещинский.

– Ага, – подтвердил арсианец.

– Здрасти! На твоей планете разве водятся пауки?

Гаррель сверкнул глазами.

– Эта гадость, браза, водится везде, где только возможно.

– Странно… – хмыкнул Лещинский.

– Вот такой закон природы… – Гаррель принялся, кряхтя, вычерпывать из углубления в центре площадки пыль. – Вот такая Вселенская константа…

– Погоди! – Лещинский вскинул руку и замер, прислушиваясь.

Шуршала, осыпаясь с гребней дюн, пыль. Размеренно дышал ветер. Поскрипывало разболтанное железо культи трубопровода.

И вот опять:

– Крааа!

Вороний крик. Словно в осенних Сокольниках, видение которых преследовало Лещинского еще с первых дней в мире под Чертовым Коромыслом.

Солнечные блики сверкали на иссиня-черном оперении.

Жирный ворон сидел на стволе полузасыпанного пылью танка, и, казалось, сталь прогибается под тяжестью птицы. Это был самый большой ворон из всех, что доводилось видеть Лещинскому. Клюв почернел от запекшейся крови, очевидно, им недавно всласть покопались в еще свежем мясе. Бусинки глаз цепко следили за пришельцами из пустоши: вот человек и арсианец спустились с дюны, вот остановились в облаке пыли, вот зашагали к танку. Не птица, а оперенный лоснящийся бурдюк, набитый потрохами и злобой, обработанная в фотошопе, утратившая реалистичность картинка. И сам пейзаж – как коллаж на модную в две тысячи тринадцатом году тему постапокалипсиса.

– Не подозревал, что фаги глотают и ворон, – ошарашенно проговорил Лещинский.

Гаррель замялся.

– Может, это – твоя планета?

Лещинский фыркнул.

– Присмотрись, – мягко посоветовал Гаррель. – Может, просто время не твое…

– Не мели чушь, – Лещинский подошел к танку, положил руку на грубо клепанную броню. Ворон мрачно зыркнул на человека, затем оттолкнулся от ствола и взлетел, нехотя шаркая в воздухе крыльями и едва не задевая брюхом гребни дюн.

Над пустошью разнесся сиплый и громкий крик: «Кра!» Так мог орать уверенный в своих правах хам.

– Это какая-то боевая машина, браза? – спросил Гаррель, осторожно заглядывая в пулеметную амбразуру танка.

– Не-а, это пароварка на гусеничном ходу, – отозвался Лещинский, провожая ворона взглядом. На душе у бывшего гвардейца было паскудно, и дело заключалось не только в том, что он вместе с арсианцем очутился в пустыне чужого мира и шансы выжить тают с каждой минутой, по мере того как с дыханием и потом их тела лишаются влаги.

Под Чертовом Коромыслом тоже жилось несладко, но там все было шито-крыто: Корсиканец, гвардия, хитники, гражданские, проститутки, оборванцы из Чумного городища… Маленькая Земля со всеми страстями и бедами, свойственными человеческому муравейнику.

Хотя… Если бы фаг выплюнул Лещинского не в границах обжитого людьми пространства, а в отдаленном районе Города, где не ступала нога человека, то на пустынных улицах, вдоль которых выстроились причудливые сооружения канувших в неизвестность соплеменников Тарбака, он, возможно, ощущал бы ту самую жуть.

Было что-то потустороннее в этой пустоши. Лещинский словно видел сон наяву. И этот сон пока не обратился в кошмар, но налицо были все признаки надвигающегося ужаса. Пустошь тревожно вздыхала порывами болезненно-сухого ветра, пустошь ждала приближения чего-то, и Лещинский ждал… И, возможно, Гаррель тоже ждал, но хрен его поймешь: инопланетянина и храмовника.

Гаррель постучал кулаком по наглухо закрытому люку механика-водителя, и Лещинский встрепенулся. Арсианец отыскал отверстие с оплавленными краями, оставленное кумулятивным снарядом, заглянул через него в кабину, но ничего не увидел, кроме трепещущей на сквозняке завесы из старой паутины. Затем взобрался на броню, принялся счищать с башни наслоения пыли. Закашлялся, зафыркал носом, проговорил, морщась:

– Помоги! Надо проверить, что там внутри. Может, разживемся парой стволов.

– Нет там ничего, кроме пары трупаков, – Лещинский обошел танк, встал так, чтобы не оказаться в облаке пыли, которую поднял Гаррель. – Черт… и откуда взялась эта пылища? Взорвался цементный завод?

– Прах сгоревших аборигенов, а также – животных, птиц, растений…

Лещинский отмахнулся.

– Без тебя тошно.

– И все-таки опасаешься, что это – твоя планета?

– Сказал же – нет.

Серый пласт съехал с башни, соскользнул с наклонной брони борта. Лещинский и Гаррель увидели надпись на незнакомом языке, а под ней – герб в виде четырехлучевой звезды и короны над ней. Еще ниже шел ряд набитых через трафарет изображений черепов. Не человеческих, не арсианских, а под стать тому, что нашел Гаррель.

Люк на башне оказался приоткрытым. Гаррель схватился за створку двумя руками, заскрипел зубами, засверкал глазами, но все-таки смог ее поднять. Над проемом взвились серые клубы. Гаррель чихнул, затем с довольным видом потер ладони и осторожно склонился над люком.

– Я – внутрь, ты – на шухере.

– Давай, – согласился Лещинский, опираясь на винтовку.

«Кра!» – прозвучало раскатисто над пустыней, и среди дюн завибрировало эхо. И, словно отзываясь на этот клич, чуть в стороне от прямоугольных гор, едва видимая за пылевой завесой, в небо взвилась струя багряного цвета. В первый миг Лещинскому показалось, что это – жидкость. Как будто мир кровоточит, изливая свои соки вопреки силе тяжести в небо. Но это была не жидкость, а дым…

Сигнальный дым!

Гаррель возился в кабине танка, дребезжал железками и бесперечь чихал. Лещинский постучал прикладом винтовки по борту.

– Браза, выбирайся. Ты должен это увидеть.

Над люком показалась голова арсианца. Лицо Гарреля было серым от пыли, с носа и с ушей свисали нити паутины, а глаза слезились.

Без лишних слов Лещинский указал стволом винтовки на струйку дыма.

– Вот тебе раз… – улыбнулся Гаррель. – Это то, о чем я думаю?

– Откуда ж мне знать, о чем ты, извращенец, думаешь, – пожал плечами Лещинский. – Это может быть все, что угодно. Вулкан какой-нибудь. Газы из разлома в коре бьют в небо.

– Не-не-не, – помотал головой Гаррель, – это определенно сигнал. И, возможно, для нас. Кто-то засек активность фага, и теперь указывает точку сбора для неудачников вроде нас с тобой.