Надо сказать, что слухи эти имели под собой основание. Дженни была не настолько мстительна, чтобы сеять панику на пустом месте. Она достаточно наслушалась разговоров между своим отчимом и его сыном и знала, что «Траст» находится на грани полного краха. Во время войны Вильям Беннингтон одобрил большое количество крупных кредитов, которые никогда уже не будут выплачены. Сами по себе эти кредиты не могли нанести урон банку, но за ними последовали неудачные вложения, поспешно сделанные Вильямом Беннингтоном с целью восполнить предполагаемые потери, и положение становилось критическим. Вдобавок ко всему Вильям и сын брали деньги непосредственно из банка и делали личные вложения в недвижимость, ожидая прибыли за счет неуклонного расширения города на север. Это был весьма неплохой способ личного обогащения, о котором они страстно мечтали и достичь которого считали своим долгом. Однако их доходы росли за счет тысяч мелких вкладов основной массы клиентов «Траста».

Вся трудность заключалась в том, чтобы это доказать.

Дженни потихоньку начала распространять слухи о затруднениях банка спустя несколько недель после того, как до нее дошел смысл махинаций Вильяма и Стивена. Это было в августе. Приходилось действовать очень осторожно. Она как бы невзначай роняла намеки в разговорах, делая вид, что не понимает всех последствий своей неразумной болтливости.

Сейчас, оглядываясь назад, Дженни видела, что последствий она тогда в самом деле не понимала. Ее усилия не привели ни к чему, кроме разговоров о смене руководства банка. Она-то надеялась на решительные действия, но действий все не было. И теперь Дженни каждый день смотрела со своего балкона, как Вильям Беннингтон уверенной поступью хозяина входит в банк. Спустя пару минут он появится в своем кабинете и сядет за стол – спокойный и самодовольный. Значит, никто и не собирался смещать ее отчима с поста президента. Значит, ей не удалось возбудить в людях недоверие к Беннингтонам.

Однако ей удалось возбудить недоверие в самих Беннингтонах. Вильяму потребовалось совсем немного времени, чтобы определить источник слухов. Сделав это, он без колебаний перешел к действиям, в результате которых Дженни оказалась в клинике Дженнингсов.

Иногда Дженни спрашивала себя: стала бы она затевать эту опасную игру, зная наперед реакцию отчима? Наверное, ответом на этот вопрос мог служить тот факт, что она до сих пор его преследовала – на этот раз с большей хитростью и скрытностью. Она не собиралась полагаться в этом деле на банковских служащих. Ей надо было получить доказательства и в случае необходимости представить их публично. Ей хотелось увидеть разоблачение Вильяма и Стивена Беннингтонов на первых полосах «Кроникл», «Геральд» и «Таймс».

Осуществить этот план оказалось гораздо труднее, чем она ожидала, и Дженни с каждым днем все больше сомневалась в успехе. Она выбрала этот номер в отеле «Святой Марк», потому что отсюда лучше всего просматривался кабинет Вильяма Беннингтона в «Трасте». Дженни попросила Рейли забронировать для нее эти апартаменты, чтобы иметь возможность следить за отчимом – наблюдать, когда он входит и выходит из банка. Ей надо было заново узнать распорядок дня Вильяма. Она хотела показать людям, что иногда, поработав вместе, Вильям и Стивен выносят из банка не только сложенную под мышкой вечернюю газету.

Между страницами какой-нибудь ежедневной газеты закладывались сотни, а иногда и тысячи долларов из банковского сейфа. По крайней мере Дженни полагала, что они выносят деньги именно так. Но она не могла строить обвинения, не убедившись в этом наверняка. Если она ошибается, Беннингтоны опять упекут ее в психушку и на этот раз позаботятся, чтобы она осталась там до конца своих дней.

Когда Дженни впервые пришло в голову сфотографировать Вильяма и Стивена в момент кражи, она сильно сомневалась в успехе. Но чем больше она размышляла над этой идеей, тем больше она ей нравилась. Фотоснимок станет неопровержимой уликой, он убедит там, где не сможет убедить она сама. Дженни преисполнилась решимости осуществить этот план, невзирая на риск.

Дженни начала увлекаться фотографией несколько лет назад. В этой профессии были заняты в основном одни мужчины, но, по мнению столпов изящного общества, женщины могли найти здесь отличный способ занять досуг. В фотоделе требовались сноровка, верный глаз и в большинстве случаев море терпения – те качества, которые всегда считались чисто женскими. Конечно, помимо этого, надо было уметь пользоваться сложной аппаратурой и химикатами, пользоваться такими научными понятиями, как время экспонирования и оптическая плотность. И все же предполагалось, что женщины могут в конце концов освоить фотографию, несмотря на всю сложность этой профессии.

Знания всегда легко давались Дженни Холланд. Когда в их парижском пансионе ввели фотодело как предмет изучения, она сразу же загорелась. То, чему полагалось быть приятным развлечением, стало в умелых руках Дженни чем-то совсем иным. Путешествуя по Европе с другими юными леди, она везла в своих сундуках больше фотооборудования, чем одежды. Она приводила в изумление пансионерок, фотографируя чуть ли не все, что попадалось на глаза, а потом проявляя снимки в переносной фотолаборатории, представлявшей собой не что иное, как стойку с ванночками, накрытую большой черной попоной.

Чаще всего, когда Дженни погружалась в свое занятие, пансионерки старательно обходили ее стороной. Наполовину скрытая под своей импровизированной палаткой, она походила не столько на девушку из высшего света, сколько на страуса, зарывшего голову в песок. То, что институт благородных девиц Жильяра принял в свои избранные ряды американку, было уже само по себе событием из ряда вон выходящим, а теперь еще это всеобщее посмешище – женщина-фотограф! Ее странности терпелись только потому, что она была до неприличия богата. Воспитанницы института благородных девиц побывали в Амстердаме, Венеции, Афинах и Риме, и Дженни запечатлела на снимках все эти города. Только по возвращении в Париж работу ее оценили.

Дженни вспомнила, каким опасностям подвергала себя во время этого путешествия. В Венеции она свалилась в канал, пытаясь установить свою треногу. Важный, чопорный месье Жильяр прыгнул за ней в воду, а его жена хлопнулась в обморок, не выдержав позора. В конце концов мадам Жильяр привели в чувство с помощью нюхательной соли, а Дженни спасла владельца пансиона, ибо самоотверженный герой совершенно не умел плавать. В Альпах она полезла фотографировать гнездо с птенцами и оступилась на узком выступе скалы. Был еще случай в Амстердаме с ветряной мельницей, когда она спасла свой фотоаппарат, но не свое достоинство.

Да, вот когда были веселые приключения – не сравнить с тем, что она делает сейчас. Иногда размах собственных планов пугал Дженни. Когда она задумывалась о последствиях, ей становилось жутко.

Глядя через дорогу на кабинет своего отчима, Дженни чувствовала, как к ней возвращается прежнее отчаяние. Расстояние от гостиничного номера до банка оказалось больше, чем она думала сначала. Линзы в ее фотоаппарате, даже те, которые она специально заказала после переезда в отель, были не настолько сильными, чтобы она могла четко видеть логово Вильяма Беннингтона. Его рабочий стол стоял под углом к большому, во всю стену, окну, и все равно отблески солнечного света на оконном стекле часто мешали Дженни смотреть. Даже когда ей удавалось привести в соответствие угол освещенности, время экспонирования и линзы, самые лучшие из полученных снимков все равно выходили недостаточно четкими. Человек за столом мог быть кем угодно.