Лайам хмуро дернул себя за ус:

– А как же насчет секретного задания?

– Я еще не решил. Если честно, мне кажется, она не стоит всех этих хлопот. Раз ей хочется другого – ради Бога, пусть встречается!

– Но вы, кажется, не знали наверняка, встречается ли она с тем парнем. Именно это вы и хотели выяснить с моей помощью, разве нет?

Кристиан привалился плечом к карете и поманил Лайама пальцем. Полицейский нагнулся ближе.

– Только между нами, О'Шиа: я это знаю и знал всегда. Вопрос в том, насколько сильно мне хочется их застукать. К тому же не стоит забывать, что у ее любовника есть семья, а огласка приведет к нежелательному скандалу.

– Очень деликатно с вашей стороны!

«Еще бы! – самодовольно подумал Кристиан. – Раз уж я сам сочинил всю эту историю, отчего бы не позволить себе быть великодушным?» Оттолкнувшись от кареты, он махнул рукой, приказывая Джо трогать.

– Я напомню миссис Моррисей и Мэри-Маргарет насчет пирожков! – крикнул он вдогонку.

Кристиан отвернулся и зашагал по тротуару к дому, нагнув голову и ссутулившись под порывами ветра. Он заметно хромал – нога затекла после долгого сидения.

– Черт возьми, Дженни Холланд, в какую авантюру ты себя втравила? – проворчал он себе под нос, но слова его так быстро отнесло ветром, что было неясно, сказал ли он это вслух, или только подумал.

Дженни развернула газету, которую принесли ей в номер вместе с обедом. Сначала она обратила внимание на то, что это «Кроникл». А она просила «Таймс». Потом она заметила дату – 9 марта 1867 года. Дженни долго смотрела на эти цифры отсутствующим взглядом. С тех пор как она ушла от Кристиана Маршалла, прошло уже восемь недель. Восемь бесконечно долгих недель. Когда наконец она перестанет вести счет своему одиночеству? Нельзя же так себя изводить! В последнее время она сделалась просто больной. Даже не глядя в зеркало, она знала, что похудела. Платья, которые прислал ей Рейли и которые всего несколько недель назад были ей впору, теперь висели на ней как на вешалке.

Дженни читала газету и нехотя ковыряла вилкой в тарелке. Она обнаружила, что рыба под соусом вполне съедобна. Спаржа оказалась жесткой и волокнистой, но рис был помаслен и приправлен как раз по ее вкусу. Она съела весь рис, оставила спаржу и через силу одолела полпорции рыбы, вспомнив, что завтрак в ней долго не задержался, а ленч она не заказывала.

Дженни не нашла в «Кроникл» ничего интересного. Она наскоро просмотрела первую полосу, но не стала заглядывать дальше. Некрологи она окинула беглым взглядом, а колонку редактора пропустила вовсе – там не было очерков Кристиана, а что пишут другие, ее не интересовало. Светская хроника пестрила сообщениями о последнем праздничном обеде в Дельмонико. Напечатано было все – от меню до списка присутствовавших гостей. Дженни пробежала глазами последнее. Вильям и Стивен там были. И Кристиан тоже.

Скомкав газету, она сердито швырнула ее на соседний стул. Чтоб они подавились там своими устрицами или пролили на хозяйку бутылку «Моэ э Шандон» по крайней мере! Вот было бы здорово!

Когда молодой официант из ресторана отеля пришел за подносом, Дженни неожиданно для себя втянула его в разговор. Просто она устала от одиночества и ей очень хотелось услышать чей-то голос, кроме собственного. Но, заболтавшись, она вдруг сообразила, что официант неверно истолковывает ее внимание, и указала ему на дверь.

Дженни видела, что служащие отеля «Святой Марк» никак не возьмут в толк, кто же она такая. После Рейли, который заходил почти восемь недель назад, у нее больше не было посетителей-мужчин. Ни одного! Ночной портье наконец понял, что отсутствие гостей означает, что Дженни не проститутка, и перестал тянуть с нее деньги. Кое-кто из персонала отеля полагал, что она больна, другие считали, что она просто с чудинкой. Но все сошлись во мнении, что она затворница.

Если не считать редких вечерних прогулок, Дженни почти не выходила из номера. Отель «Святой Марк» предлагал обед в домашнем стиле, а это значило, что двадцать, а то и тридцать гостей сидели за общим столом. В таких обстоятельствах было довольно сложно не познакомиться хотя бы с несколькими из пятисот человек, проживавших в гостинице. По этой причине Дженни обходила роскошный ресторан стороной. Она также обходила стороной вестибюль, читальные залы и гостиные. Бездельники болтались там в любое время дня, но перед самым обедом наблюдался такой наплыв посетителей, что часть толпы неизбежно выплескивалась на Бродвей.

Дженни часто наблюдала за этими людьми из окон своего номера на втором этаже. Несмотря на все свое одиночество, она не испытывала ни малейшего желания стать частью этой толпы. Скопление людей угнетало и пугало ее.

Дженни бродила взад-вперед по гостиной, меряя разными маршрутами пространство от двери до больших овальных окон. Она подходила к дивану то справа, то слева, останавливалась перед незажженным камином и так стояла, прислонясь плечом к каминной доске и ероша волосы. При этом она старательно избегала своего отражения в висевшем над камином зеркале в золоченой раме. Она замедляла шаг перед одной из батарей, по которым в ее номер поступал теплый воздух, и грела свои постоянно холодные руки и ноги. Подходя к окну, она перебирала одной рукой бахрому на шторах, а другую прижимала к замерзшему стеклу, оставляя на нем отпечаток своей ладони.

Она двигалась медленно, безо всякой цели – больше слонялась, чем ходила. Дженни говорила себе, что совсем не взволнована, но это не помогало. На душе у нее было так неспокойно, что она могла бы еще очень долго бесцельно разгуливать по гостиной, протирая ковер до блеска.

Вечер был холодным, но Дженни не обратила внимания на холод, когда вышла из спальни на балкон. Она глубоко дышала. Морозный воздух приятно наполнял легкие и прояснял голову. Прислонясь бедром к железным перилам и скрестив руки на груди, Дженни смотрела на другую сторону освещенной фонарями улицы. Балкон ее спальни выходил не на Бродвей, поэтому здесь не было оживленного движения транспорта. Взгляд ее не отвлекали модные дамы, чинно направляющиеся к театру под руку со своими строго одетыми кавалерами. В свете газовых рожков искрились снежинки, а не драгоценности. Там, за углом, нескончаемым парадом двигались кареты, конки, экипажи и сани. Если бы не доносившиеся звуки – перезвон колокольчиков, щелчки кнута и всплески смеха, Дженни вполне могла бы забыть, что находится совсем близко к главной артерии города.

Улица, на которую смотрела Дженни, была вполовину уже и гораздо тише Бродвея. Она не была пустынной – просто спокойной. Извозчики переводили на шаг своих лошадей, люди смеялись не так громко. Но Дженни не замечала того покоя, который окутывал улицу. Она смотрела на здание напротив, слыша и чувствуя лишь одно – как гулко бьется ее сердце.

Первый сберегательный банк «Траст Хэнкока» располагался в большом роскошном особняке, построенном лет за двадцать до отеля «Святой Марк». Само же банковское учреждение возникло примерно на сорок лет раньше. Это был очень респектабельный дом финансов, насчитывавший среди вкладчиков дюжину самых богатых семейств Нью-Йорка. Под началом Ван Дайков банк процветал. За шестьдесят лет не было даже намека на его банкротство. Теперь же поползли нехорошие слухи. Дженни знала о них, потому что сама же их и распустила.