– Пешек мой брат делал, – говорит Азамат, – а старшие фигуры я. Он тогда ещё совсем мальчишкой был, не всё мог.

– Так это ты делал? – спрашиваю, рассматривая фигурку императора со сложной причёской, одетого в пёстрые одежды – причём пестрота видна даже на некрашеном дереве. – У тебя просто золотые руки!

– Да ну что ты, это так, поделка. Ты просто не видела, что делают настоящие мастера.

– А у тебя есть ещё эти... поделки? – спрашиваю, сглатывая слюнки. Ох как я хочу на это посмотре-еть...

– Да есть, конечно, – говорит. – Это же знаешь, как... ты в свободное время вяжешь, а мы вот фигурки режем всякие.

Он вынимает из шкафа внушительных размеров коробку и слегка её встряхивает для звука – там гремит и шуршит. Ну-ка, ну-ка.

Боже, чего там только нет! Звездолёты, люди, звери, утварь, оружие, машины, дома, деревья, листья, компьютеры, телефоны и прочая техника, букеты, книги, мебель, лампы, мягкие игрушки, одежда и обувь, головы с разными причёсками и даже статуя свободы – всё не больше маникюрных ножниц. Это уже какой-то следующий шаг после «что вижу, о том пою» .

– Ва-а-ау, – только и могу сказать я.

– Можешь взять всё, что нравится, – усмехается он. – Или ничего не бери, а я тебе специально что-нибудь вырежу, именно для тебя.

– Спасибо, – говорю, не выбирая из предложенных вариантов. Что же мне напоминает это обилие?.. Ах да, те игрушки, что мне подарил тот дядя, когда я в десять лет увела у джингошей наш корабль... Тоже был муданжец, что ли?..

Я открываю рот сказать об этом Азамату, но он уже достал вторую коробку поменьше, а та-ам... там фигурки всех членов команды. Первым делом я выхватываю Алтонгирела:

– Да-а-а, у него именно такая рожа!!! – радостно воплю я, забыв всё и вся. Азамат посмеивается.

– Он колоритный, его легко похожим сделать, – говорит. – Ты вот на Дорчжи посмотри.

Про Дорчжи мне тут же становится всё понятно: натуральный такой деревенский парень, здоровый, как бык, и такой же непосредственный.

Я угораю над застенчивым Бойонботом, хозяйственным Тирбишем, неразличимыми и вечно помятыми пилотами. Азамат с удовольствием наблюдает, как меня скрючивает от хохота. Когда команда кончается, я вижу на дне коробки ещё одну фигуру и удивляюсь – неужели и себя изобразил? Но всё оказывается веселее. Это я.

Азамат в последний момент пытается выхватить у меня фигурку, тараторя, что она-де не доделана ещё, но я очень хочу посмотреть. Боже, какая я красивая. Правда, мне казалось, я поуже в бёдрах буду, но это несущественно.

– Штаны твои у меня не вышли, – оправдывается Азамат. – Я сделаю другую, если хочешь...

– А мне эта нравится, – говорю. – Давай ты лучше её разденешь, а я ей из тряпки платье сошью?

– Такое маленькое платье?

– Ну да, а чего, я в детстве на кукол шила...

– Хм, – Азамат озадачивается новой идеей настолько, что забывает смущаться. – Так это можно всех их одеть. Тем более, я там с одеждой особенно не старался... были бы пёстренькие.

– Так и сделаем, – решительно говорю я. – Только сначала мыться.

В ванне мы дружно фантазируем, кого во что нарядить с учётом имеющихся у меня материалов. Под это дело я успеваю обработать дорогого супруга гелем со шлифующим действием. Воспаление на груди почти сошло, там теперь тоже можно массировать. А ещё я запускаю руки в Азаматовы волосы, и он так расслабляется, что едва не засыпает.

Утро застаёт нас в холле, тщательно переплетёнными на диване перед столиком, уставленным фигурками в пёстрой одёжке. Азамат только что закончил вырезать фигурку себя, а я вознамерилась сшить на неё красный свитер.

– Ну куда мне красный свитер, Ли-иза, – канючит он. – Ну неприлично...

– А красный звездолёт – прилично?

– Ну то всё-таки звездолёт, а это одежда.

– А если б моя мама тебе связала, стал бы носить?

– Конечно, если подарок...

– Вот, так и считай, – я неумолимо втыкаю иголку в шерстяной лоскуток.

– Лиза, но это же игрушка, её надо одевать типично...

– Моя игрушка, – заявляю, выхватывая у него фигурку. – Как хочу, так и одеваю!

Он принимается хохотать, а я отворачиваюсь и вижу в дверях сонного Алтонгирела с высоко задранными бровями. И то сказать, достойное зрелище: я лежу поверх Азамата, сплетясь с ним ногами, его волосы развешаны по всей спинке дивана и подлокотнику, и мы через мою голову тянем друг у друга деревянную фигурку. Меня на мгновение ослепляет вспышка фотоаппарата.

– Алтонгирел, ну какого рожна! – немедленно раздражается Азамат.

– Да так, – криво улыбается духовник. – Когда ещё такое безумие увидишь? Пускай остаётся для истории.

Азамат порывается встать, чтобы отобрать у Алтонгирела мобильник, но я же сверху...

– Терпи, – говорю, – и привыкай. А то моей матушке одной фотографии мало, она скоро ещё попросит, а лучше видео.

Азамат что-то невнятно бухтит, а Алтонгирел слегка настораживается:

– Ты показала своей матери его фотографию?

– Конечно, – пожимаю плечами.

– Зачем?

– А как же? Должна же она видеть, кого в семью принимает.

Алтонгирел хлопает глазами, и я слышу у себя над головой пояснения Азамата:

– У них родственники больше лезут в дела друг друга, чем у нас.

– А-а, – кивает Алтонгирел. – И что сказала твоя мать?

А я прям помню, что она там сказала... ах да.

– Спросила, какой национальности, и правда ли, что такой высокий.

– И всё? – подозрительно спрашивает Алтонгирел.

– Ты, конечно, не поверишь, – хмыкаю я, садясь, – но да, всё.

Он, конечно, не верит, но тему оставляет.

– Вам можно есть мясо, только не налегайте особенно, не больше обычного. А спать не раньше шести вечера, чтобы не компенсировать. Это ясно?

Мы киваем, после чего Алтоша продолжает свой путь. Азамат вывинчивается из-под меня и пытается его перехватить, но я повисаю у него на руке:

– Оставь фотку в покое! – говорю. – Алтонгирел, пришли мне её побыстрее!

Алтонгирел мерзко хихикает и скоренько убирается из холла, а Азамат смотрит на меня исподлобья, но вроде бы не очень сердится.

Когда я дохожу до бука, туда уже просится пакет от духовника, присланный по сетке. На снимке Азамат получился довольно хорошо, да и все эти волосы его... вот я вышла похуже, собственно, одни ноздри видно. Но всё равно посылаю картинку родичам, пусть повеселятся.

Маменька отвечает почти тут же – видимо, засиделась над корректурой какого-нибудь садового каталога, это с ней зимой на каждом шагу бывает, на улице ведь работы нет, а домашним растениям всё равно, в какое время суток она с ними будет возиться.