Более противник на складах не появлялся.

Сообщаю также, что с 3 июля начали пропадать наши войсковые колонны, следовавшие к передовой. Это как одиночные грузовики, так и небольшие пехотные части. По сообщениям некоторых комендатур, они не раз слышали пулеметно-ружейную стрельбу. Но так как огонь велся в основном из нашего оружия, особого волнения не было. Хотя патрули в сторону боя высылались. В одном случае их встретил регулировщик на одном из перекрестков и сообщил, что идет окружение небольшой части русских солдат, во второй раз патруль не вернулся. Наземные поиски ничего не дали, кроме пропажи еще двух моторизованных патрулей. В просьбе о воздушной разведке было отказано. Рапорт прилагается.

Вывод: в лесном массиве в районе 110/120 находятся русские части. Для их уничтожения охраны тыловых служб не хватит. Просьба выделить подвижные войсковые соединения для уничтожения крупной группировки противника, предположительно находящейся в лесном массиве в квадрате 110/120…»

— Это все?

— Это все черновики, товарищ полковник, еще есть доклады полевых агентов, — закопался наш штатный переводчик в бумагах, разложенных на капоте.

— Черновики? Хм, значит, рапорта уже отправлены? — задумался я.

Наша встреча с разведкой произошла на лесной дороге по пути к штабу. Со стороны мы смотрелись наверное странно, группа красноармейцев, спокойно курящая с такой же группой солдат вермахта. Офицер, как будто сошедший с немецких агитационных плакатов, высокий блондин с голубыми глазами, подтянутый, с выправкой кадрового прусского офицера времен Первой мировой, в свежей отутюженной форме, со складками, бритое лицо, без малейших признаков щетины, и советские командиры стояли у машин и спокойно обсуждали прошедший два часа назад захват курьера.

— Да мы и сами не собирались их брать, товарищ полковник, — чуть виновато пожал плечами «офицер». Старший сержант — внимание — Мюллер был из поволжских немцев, сейчас командовал взводом в разведбате капитана Меньшикова.

— Доложите более подробно, — приказал я.

— Есть.

Взвод проводил разведку местности восточнее леса в составе полного отделения на бронетранспортере и двух мотоциклах, где мы укрылись и на пересечении дороги лоб в лоб столкнулись с легковой машиной. От удара у «опеля» не только вылетело лобовое стекло, но и открылась водительская дверца. Бронетранспортер не пострадал.

Следовавший в охранении мотоцикл — ехавший почему-то сзади легковушки — успел остановится.

Дальше было дело техники. Так как разведка была не только в форме противника, но и имела документы, выдавая себя за моторизованный патруль, то, делая вид, что оказывает помощь пострадавшим в «опеле», взяла в ножи охрану и пленных в количестве двух офицеров. Один из них занимал немалую должность в службе охраны тыла немецкой армии, что тут наступала, другой был адъютантом.

— Ну понятно. Вы прихватили этого майора, адъютанта, затрофеили мотоцикл и рванули обратно. Надеюсь, следы успели замести?

— Обижаете, товарищ полковник. Легковушку в кусты затолкали, возвращались кружным путем.

— Молодцы. Смирно!

Оглядев выстроившийся строй немецких солдат, моя охрана встала в стороне, громко отблагодарив их от лица командования.

— Служим трудовому народу! — хором ответили они. Справа чуть громко щелкнуло. Сержант из особого отдела, что был закреплен за мной, убрал фотоаппарат обратно в чехол и немного смущаясь ответил на мой удивленный взгляд:

— На память, товарищ полковник. В газету.

— Ты это даже не думай. Лица разведки показывать нельзя.

— Есть.

— Лейтенант, что там еще есть? — повернулся я к своему адъютанту, которого мне вместе с охраной навязал Иванов. Он же исполнял обязанности переводчика.

— Много что есть, товарищ полковник. И про аэродром есть, и про наши дела на складах, и то, что мы позавчера батальон в ловушку загнали и уничтожили. Кстати, тут есть рапорта очевидцев, все-таки четверо смогли уйти краем озера. Много что есть, и наши дела и чужие. Не одни мы тут.

— Ну этого следовало ожидать. Окруженцев вокруг много.

— Уже нет, товарищ майор государственной безопасности, — особисты почему-то упрямо продолжали называть меня по полному званию, а не как армейцы. Вот и мой сержант от них не отставал.

— В смысле?

— За сегодняшний день ни один боец или командир к нам не вышел. Да и вчера меньше сотни на наши посты наткнулись.

— Ясно. Значит, лавочка прикрылась. Ладно, будем добывать людские ресурсы другим путем.

— А что, товарищ майор госбезопасности, восемь тысяч уже мало?

Окинув взглядом окружающий нас лес, вздохнул и ответил:

— Мне? Мне мало. Планы большие.

Пока в штабе изучали случайно добытые разведкой документы и потрошили пленных офицеров, я проехался по нашей группировке, проверяя их боевое состояние и как они устроили свой быт.

Многие уже успели пройти через бои, взять хотя бы те же засады с ложными регулировщиками. По последним подсчетам, только за два дня мы накрошили более двух тысяч немецких солдат. Данные, конечно, немного преувеличены, но ненамного. Проблемой стал сильный расход трофейных боеприпасов, но и он был решен с помощью захваченных колонн. На данный момент у нас скопилось более трехсот грузовых машин и полусотни легковых, это все последствия операции «регулировщик». Так что проблема как с боепитанием, так и с продовольствием решена.

Начал я с полка Гаврилова.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — поздоровался он со мной.

— Докладывайте по существу, в каком состоянии полк и когда он будет готов приступить к работе? — после взаимных приветствий начал я.

— Так техника к вылету готова, мы продолжаем увеличивать аэродромы подскока, как вы их назвали, и скоро будем перебазироваться.

— Как с моим У-два, не забыли?

— Нет, радисты закончили с ним возиться. Они, оказывается, ваш штабной самолет радиофицировали трофейной радиостанцией.

— Ну это для меня не новость, сами же прошлый раз рассказали.

— Тут дело в том, что они сделали возможность более или менее нормально общаться. Например, на наших радиостанциях, если отлететь от полка километров на двадцать, то кроме помех ничего не слышно, а тут после проверки на пятьдесят километров и прием вполне нормальный.

— Так это вы мой штабной броневик угнали? — припомнил я происшествие двухдневной давности.

— С разрешения начштаба, — тут же отмазался Гаврилов.

— Я в курсе, что с его разрешения, просто не уточнял, кто пользовался штабной радиостанцией. Что там с вылетом?

— Хоть сейчас. Радисты с вашим самолетом закончили, сейчас работают над «ишачками».

— Командир радиороты у вас или у танкистов?