А вот и оно, препятствие номер один. На карте оно без всякой фантазии было обозначено как «завал камней» (даже без восклицательного знака); это нагромождение громадных обломков скалы было таким же нереальным, каким я его запомнил, – в стиле декораций к фильмам об Индиане Джонсе. Когда я в прошлый раз протискивался здесь, я следовал вплотную за Эдом; но сейчас я был не в форме, с вялыми рыхлыми мышцами и заметным животиком; руки уже сводило судорогой от холода, а на спине мешал рюкзак. Выбросить его я не мог: в нем лежали болторезы, которые понадобятся мне, чтобы убрать висячий замок на выходе. Когда я без всякого изящества пролезал в трещины, следуя за стрелками, пот заливал мне глаза, а каска превратилась в микроволновую печку. Помогало то, что теперь я мог издавать любые звуки и действовать, как пожелаю, не стесняясь выглядеть неуклюжим; поэтому я пыхтел, кряхтел и ругался, ввинчивая свое тело туда, куда оно явно не помещалось, и держа заплечный мешок перед собой.

Перед тем как приступить ко второму этапу, я сделал паузу и сдуру дозаправился из фляжки Эда. Борясь с одиночеством, я сам себе составлял компанию, разговаривая с собой и напевая всё, что приходило в голову. Я исполнил «Ты никогда не будешь один»[95], выдумывая слова там, где их забывал, «На цыпочках через тюльпаны» и «Вколи мне в вену героин», изображая голосом партию ударных.

Эда всё еще не было. Но ведь я по-настоящему и не подвергался опасности. Это еще впереди.

Следуя за своими друзьями-стрелками и напевая под нос «Пусть совесть будет тебе проводником», я не останавливался, даже чтобы перевести дыхание, пока не дошел до препятствия номер два – узкого прохода, куда нужно было протолкнуть себя ногами вперед, вися на цепи. Остроумный картограф назвал это «прорезью». Я решил не мешкать. Нельзя было позволить Маленькому Хнычущему Мальчику отговорить меня. Благодаря алкоголю мне удалось неуклюже вскарабкаться на стену, допрыгнуть до цепи и, молотя ногами по воздуху, просунуть ступни в открывшуюся щель. Всё прошло гладко, слишком гладко. Мои маневры сопровождало странное ощущение, отдаленно похожее на то чувство, которое я испытал, когда Мингма спас меня после смерти Марка. Была короткая вспышка паники, когда я осознал, что в этом спертом пространстве мой рюкзак и моя задница одновременно не поместятся, что вызвало целую серию лихорадочных неловких движений, но потом она миновала. Проехали. Ставим галочку. Что там дальше?

Я находился в двух шагах от пропасти – крутой стены, когда-то вселившей в меня страх Господень.

Я заглянул вниз. «Давай, Крис Бонингтон, посмотрим, из какого теста ты слеплен». Эти слова Эда прозвучали так отчетливо, что я обернулся посмотреть, не стоит ли он за спиной.

– Эд?

Я уставился в тени внизу, надеясь и в то же время боясь, что он прячется там. Грязная вода струится по его лицу…

Спасатели или кейверы, в общем, кто-то из них прикрепил веревку к анкеру распределения нагрузки, крепко вбитому в трещину. Для уверенности я подергал за нее. Я не пристегивался к этой веревке, а использовал ее в качестве направляющей, сползая вниз. «Пусть совесть всегда будет твоим проводником».

И вот я уже внизу. Плевое дело, проще пареной репы. Всё это не должно быть таким легким. «А почему, собственно, нет, Мальчик с Эйгера? Не забывай, Сай, ты ведь у нас побывал на Эвересте – высочайшей вершине мира». Бред собачий. Это ничего не значит. Когда я с огромным трудом тащился к ПБЛ, я вспоминал свой опыт в аду Куум Пот, чтобы доказать себе, что я смогу это сделать. Но теперь, снова оказавшись в сырых глубинах подземелья, я не желал впускать сюда духов горы. Им тут делать нечего.

Это касается только Эда и меня.

Три препятствия позади. Осталось одно.

Я стоял на том месте, где Эд набросился на меня. Вынув фляжку, я помахал ею, словно талисманом, чтобы приманить его. Я сделал хороший глоток из нее.

– Эд? Посмотри-ка, что у меня есть.

«Выходи, урод хренов».

У меня кружилась голова, всё расплывалось перед глазами. Выпивка плескалась у меня в желудке. С последним глотком я перестарался, это было уже слишком. «Идиот. Протрезвись!». Я набросился на сэндвич, но хлеб и ветчина застряли в пищеводе. Я с трудом протолкнул их дальше. Противный дурман в голове не развеялся, зато теперь к нему добавилась тошнота. Я подумал о том, чтобы сунуть два пальца в горло, но было слишком поздно. Алкоголь уже просочился в мою кровь.

«Приляг ненадолго».

Нет. Я не собирался здесь отсыпаться. Нет. Особенно после того, что случилось в прошлый раз. Я понимал, что произойдет, если я это сделаю. Я легко мог представить это себе с четкостью 3D. Пока я буду спать, батарейки в моем фонаре разрядятся. Я проснусь в полной темноте, дезориентированный, перепуганный; попытавшись сменить батарейки, уроню их, и они закатятся в трещину в полу пещеры. Я попытаюсь нащупать их, сделаю шаг и провалюсь в расщелину. Падение это будет внезапным и сокрушительным. Я почти слышал треск ломающегося бедра, ощущал адскую боль в костях и сухожилиях. Во рту появился привкус паники и отчаяния, в ушах звенели собственные вопли. И ответом на них была тишина.

«Всё, блин, прекращай».

«Пошевеливайся».

«Крысиная тропа. Вот о чем тебе нужно сейчас думать, парень».

Я совсем забыл о следующем участке, где начинались водные артерии Куум Пот, хотя громкий шепот потока слышался в отдалении уже по меньшей мере полчаса. Следуя по указателям, я на цыпочках перешел через каменистую осыпь и приблизился к воде.

«Сначала проверь уровень воды, парень».

Она едва доходил мне до щиколоток. Намного ниже, чем в прошлый раз. Я нагнулся вперед, как бы прислушиваясь, – и едва не потерял равновесие, – а затем шагнул в ручей. На этот раз тут было мелко, и вода не лилась мне в сапоги; к тому же кто-то – возможно, призрак какого-то кейвера – положил поверх провалов сточных колодцев несколько скрещенных пластиковых труб, так что идти было намного легче, даже пьяному идиоту. Бог знает, как они доставили всё это сюда. Двигаясь по траверсу через поток с осторожностью старика-калеки, я позволял лучу своего фонаря гулять по геологическим чудесам, свисавшим с потолка. Множество сталактитов оказалось сломано.

Хлюп, хлюп-хлюп. Я остановился и прислушался, пытаясь различить хор голосов на фоне журчания ручья. Голосов здесь не было. Хороший это знак или все-таки плохой?

А затем появилось и он – проем, ведущий на Крысиную тропу. Из-за сморщенных складок скалы вокруг него он напоминал выставленное напоказ анальное отверстие, хотя я не припомню, чтобы в первый раз у меня возникли подобные ассоциации. Общее впечатление усугублялось четырьмя стрелками, нарисованными тем же художником с баллончиком, – они окружали проем со всех сторон и указывали внутрь.