Серому, планирующему скорый побег, Товер Пост показалась слишком суровым местом заточения. Её отдалённость от города играла на руку – чем меньше свидетелей, тем лучше – но окружение пугало. Если в камерах сторожевого поста от свободы заключённого отделяла только решётка и несколько пернатых, то в Озоне тюрьма была неприступной крепостью: с одной стороны, вплотную прилегающая к буйному морю, чьи волны без передышки разбивались о рифы и каменные стены; с другой она была зажата в тисках скал, которые легче перелететь, чем пройти пешком, острых, как шипы, белых, как кости, заточенных дождями, молниями и морским ветром. Из окон большинства камер был виден только статуя Ауру, чьи глаза вечно сияли, белым порождённым энергией молнии светом. Он строго взирал на море, сложив руки в замысловатые знаки на груди. Эта суровая статуя, напоминающая всем о прошедшей эпохе Смутного Времени, служила маяком, указывающим единственный путь в бухту Боли.

Ауру, названный лидер Кровавого Звездопада сражался в этом месте около трёхсот лет назад, останавливая корабли с воинами Касмедолии. В то время, ещё не был подписан мир с пиратами и Ауру практически в одиночку отражал вражескую атаку, используя не поддающуюся пониманию силу, он убивал и топил корабли. По историям и легендам, дошедшим до современья, именно он изменил ландшафт бухты на нынешний; именно из-за его не поддающейся объяснению силы в скале появилась огромная округлой формы выемка; и именно из-за него бухту назвали – бухтой Боли, что в переводе на язык мира, откуда пришёл глава Кровавого Звездопада, означает ауру.

Ауру – это не имя, это титул главы Кровавого Звездопада. Это название рода, из которого происходят все последующие главы. Ауру – это боль.

Какая ирония в том, что теперь памятник-маяк этого ужасного убийцы указывал кораблям верный путь среди рифов.

Оконце в камере оборотня длинное, но узкое располагалось низко, так, что, не особенно напрягаясь, Серый мог рассматривать статую с одного доступного взору бока. Мальчика посадили в отдельную небольшую комнатёнку. Он тут же осмотрелся, прикидывая, какие есть варианты побега: меж прутьев дверной решётки никак не пролезть, кроме поперечных оснований, стоящих довольно близко друг к другу, были протянуты ещё и продольные железки, мешающие простому обзору коридора, не говоря о побеге. Камеру открывали очень редко, для еды сделали специальную маленькую дверцу, так что план с нападением на стражника отменялся, да и надзирателей как таковых в тюрьме находилось предостаточно. Рыть подкоп просто глупо – скальное основание башни не пробить стальным ломом, а чудом проделав дыру в полу, оборотень попал бы в камеру на нижнем этаже – что мальчика не устраивало.

Реми понядеялся на отмычки Николаса, которые прятал, привязывая к волосам, в густых вихрах. Несколько недель он пробовал вскрыть замок, но тщетно. Двери запирались не обычными цилиндрическими запорами, к которым привык мальчик, а сложными сувальдными, чей механизм юный вор встретил впервые. В гильдии воров рассказывали о новых замках, оборотень знал их устройство, но для их вскрытия необходима фомка или отмычки большего размера, чем те, которыми располагал Реми. К тому же легче скрывать запоры снаружи, чем наощупь, едва дотягиваясь через решётчатое отверстие до замочной скважины. Оставалось только окно – оно было достаточно широким, чтобы худой мальчик пролез в него, но, как и окна в других тюрьмах, его закрывалала решётка.

Однако здесь же крылось слабое место Товер Пост. Из-за сырого климата портового города, а также расположения вблизи моря, где солёные брызги разбиваемых волн, носимые ветром, долетали до неба, решётки, скованные из дешёвого железа сильно ржавели, и меняли их, по-видимому, крайне редко. Расшатать и вырвать одну или две железные проволоки из окна займёт время, обдумывал Реми. Но что дальше?

С внешней стороны монолитная стена башни, внизу омываемая ледяным зимнем морем, в котором, скорее всего, дополна острых скал и рифов, не просто так маяк-Ауру стоял на противоположном мысу бухты. Как карабкаться по мокрой от вечных брызг стене? Куда? И даже если он доберётся до другой стороны башни, как пройти меж острых шипов скал? В этой задаче слишком много неизвестных. Расшатывая потихоньку железные прутья в окне, Серый обдумывал побег. Благо время его не поджимало.

В основном заключённые сидели по камерам, только иногда их, скованных цепями и в окружении толпы надзирателей отправляли чистить от снега единственный подступ к тюрьме, давая лёгкие деревянные совковые лопаты. Ими нельзя сражаться, пробивая с боем путь к свободе, но, когда лопатки размокали от снега, они становились неподъёмными в холодных, уставших от работы, руках, не облегчали участи и массивные кандалы с волочившимся по земле грузилом.

После изматывающей работы, заключённые, возвращаясь в свои камеры, просто падали на койки, кто-то в надежде умереть, кто-то в надежде не умереть от усталости.

– Есть кто на смерть? – сквозь сон услышал оборотень мужской голос, показавшийся ему смутно знакомым.

– С прошлого раза? – голос стражника. – Сейчас посмотрю.

Серый, кряхтя от боли и онемения в мышцах после недавней уборки снега, поднялся с койки, уставившись под ноги, он зашаркал в сторону решётки, чтобы посмотреть, чей это голос, который ему знаком.

Еле доползя до двери, тщательно смотря себе под ноги, чтобы не упасть, мальчик, наконец, найдя опору и уцепившись руками за прутья, поднял глаза. Напротив его камеры на расстоянии пяти метров, облакотился на изгородь и оглядывался Хаген, главный фанатик культа кровавого бога боли. Его оборотень видел, когда познакомился с дураком Эстариолом, блуждая по Озону. Неспмтря на холод, стоявший в Товер Пост по слухам зимой и летом, культист не кутался, ворот мантии Кровавого Звездопада был расстёгнут и распахнут, обнажая верхнюю часть бледного голого торса.

Медленно осмотревшись, Хаген слегка повернулся телом для лучшего обзора и увидел мальчишку в камере. Глаза их встретились.

Некуда бежать, молнией пронеслось в голове напуганного мальчика. Животный страх поднялся в нём.

– Может этого? – оценивая, как рыбу на прилавке, окинул взглядом сопляка за решёткой Хаген, кивнув стражнику. У оборотня расширились глаза от ужаса.

– Он ничего такого не сделал. Вор всего лишь, да ещё гильдейский к тому же, – отмахнулся стражник, получив в затылок, полный искренней благодарности взгляд Реми.

– Все эти чёртовы гильдии. Убить бы их всех, – с этими словами, Хаген посмотрел на верхние камеры башни. Не ясно имел ли он в виду гильдии или заключённых. – Во имя Ярсиса, – заулыбавшись, закончил он свою мысль.

– Сейчас я кого-нибудь найду, – спокойно говорил стражник, как будто выбирал свежие фрукты на рынке, а Хаген вновь уставился на мальчика.

– Ты посмотри, какие у него глаза зелёные, как у оборотня! – По спине Реми пошёл холодный пот от этих слов. Если обнаружится что он оборотень, его казнят. Отдадут Хагену, и это станет концом всего. Альбинос видел мальчика насквозь.

– Чёрт! – тем временем продолжал культист. – Она всегда любила эти чёртовы зелёные глаза. А у меня малиновые, и что? Чем я-то плох? – Помянув брачные игры неких неведомых чудовищ, он отвернулся и продолжил свой монолог, обращаясь то ли к себе, то ли к надзирателю. – Всегда выбирала себе каких-то ублюдков! Перекрючить их! – снова замысловато выругавшись, Хаген вернулся взглядом к Реми. Он подошёл ближе к камере, достал из-за пазухи огромный серп с зазубренным в трёх местах лезвием – оружие было таких размеров, что его впору спутать с косой – и ласково провёл ладонью по металлу. Звякнула цепь, закреплённая на рукоятке оружия, она провисла до самого пола и пряталась вторым концом под мантией.