Все дело было в том, что объяснить ЭТО словами он не мог. Он хотел, чтобы его коллеги увидели ЭТО своими глазами. Что увидели? А вот в этом-то и заключалась, пожалуй, самая главная загадка. Сослуживцы Колосова имели все основания сомневаться в том, что Степан Базаров — тот самый, именно потому, что для них слова о том, что этот человек, возможно, страдает каким-то там редким психическим заболеванием — психозом «вервольда», заставлявшим его во время приступов вести себя подобно дикому животному, убивая домашнюю скотину и людей, оставались по-прежнему словами — пустым звуком, неподкрепленным доказательствами, картинкой. Потому что никто из них, кроме участкового Сидорова, не видел того странного существа в лесу, его диких глаз, звериной грации его движений, быстроты его бега. Да кто поверит в какого-то там вервольда в подмосковном лесу, не встретившись с ним лицом к лицу на глухой тропе?

И тут Колосов словно натыкался в своих рассуждениях на какой-то невидимый барьер. Господи, да если бы ему самому кто-то прежде стал бы рассказывать про то, чего не мог рассказать теперь он сам, он бы отнесся к таким «бредням» с сомнением. Да что ты говоришь? Ну? Вообразил себя оборотнем? Медведем? Псих? И бывают же такие! Ну ладно, проверим. При случае как-нибудь…

СЛУЧАЯ — вот чего жадно ждал сейчас Никита. Благоприятного стечения обстоятельств, удачи просил он себе. Везения, как при игре в любимый преферанс. Прямых доказательств на Степана Базарова нет. Возьми его сейчас на даче ли, в машине, в московском баре, в квартире деда или чьей-нибудь еще, — начнется долгая бодяга сомнений и разбирательств в прокуратуре, потом в суде — он не он, был не был, псих не псих, убийца не убийца. Так всегда бывало по делам подобной категории, где обвинение подкреплялось лишь косвенными доказательствами, шатко и валко. Но если бы только… если бы только выпала удача и они, его коллеги, сами бы воочию увидели то, что видел он с Сидоровым, и, возможно, нечто большее: это существо на их глазах попыталось бы напасть на свою очередную жертву, то…

Колосов и сам жаждал теперь увидеть ЕГО в том самом месте, где он превращался в машину для убийства, давал волю своим инстинктам. Здесь его надо было и брать — в его родной стихии. И тогда… тогда лучших свидетелей и очевидцев того, что Базаров и есть ТОТ САМЫЙ, суду не надо было бы и искать. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ЗАДЕРЖАНИЯ — вот что сейчас заботило Колосова в первую очередь. Чушь, что суд не верит сотрудникам милиции, когда те допрашиваются в судебном заседании по обстоятельствам задержания обвиняемого! Это все лживые сказки адвокатов. Если нет иных показаний, а в деле Базарова их, возможно, будет немного, костяк обвинения составят показания сотрудников милиции, и главное доказательство — оперативная видеосъемка с места событий.

Колосов отлично знал, что такое наглядный пример для суда. В деле Удава-Головкина рассказы сыщиков об обстоятельствах осмотра пыточного подвала маньяка, оборудованного в гараже в подмосковных Горках-2, и фотографии — «картинка», стали одним из решающих доказательств по делу.

В деле же «раздольского медведя» при задержании просто необходимо было воспользоваться оперативной видеосъемкой, и тогда уж… Но все зависело от случая. А полагаться в оперативной работе на случай, это, знаете ли… «Я жду случая подходящего», — сказать это у Колосова язык не поворачивался.

А поэтому он жестко обрывал все пререкания, затыкая недовольным рот: «Я сам знаю, что делать. Не учите меня. Я отвечаю за эту операцию». И при этом он чувствовал: идет по лезвию ножа. Если случится непредвиденное, если в этом деле появится еще одна жертва — вина будет целиком его. Но…

НО НАСТАЛА ПЯТНИЦА. И бог наконец сжалился над оперативным составом. Дождь, отшумев в кронах лип и кленов, покрытых свежей листвой, умчался куда-то на север, к Балтике, к Питеру. Над столицей и областью засияло отмытое до легкомысленной голубизны небо. Распустились цветы-одуванчики, зашуршала на ветру сочная травка, воспрянули духом жучки-козявочки, еще не придушенные смогом. На дорогах на подъездах к Кольцевой образовались обычные пробки — москвичи дружно стремились за город на дачи.

И школа в Отрадном тоже внезапно ожила. Утром в пятницу туда на двух черных джипах приехала группа из десяти молодцов спортивного вида с рюкзаками и спальными мешками. По всей видимости, новое пополнение, уплатившее деньги за учебный курс. На разведку обстановки в школу был направлен участковый Сидоров, на этого молоденького лейтенантика Колосов надеялся в Раздольске больше, чем на начальника Спицына. Он провел разведку без сучка и без задоринки. Этакий придурковатый сельский участковый, знакомящийся с новым «контингентом» на своем участке и заодно пытающийся тут же, по блату, устроить и свои делишки. Беседовал он с неким тренером по «ведической системе саморегуляции». Интересовался простодушно и прямо, когда можно будет увидеть владельца спортклуба Степана Базарова. «Хочу, мол, поговорить с вашим главным, нельзя ли братана сюда к вам на обучение пристроить. Парень только из армии, служил в десантных, крепкий, работу сейчас ищет хорошо оплачиваемую, ну понимаешь, насчет чего… Да вот подучиться хотел маненько. Ну этому, что вы тут проходите, — у-шу карате…»

Ведический тренер, гибкий, как кошка, молодец со спортивным свистком Катя непременно бы узнала в нем того, кто «заботился» о ней в их первый приезд в школу с Мещерским, и вряд ли бы узнала того, кто несколько дней назад при свете костра молотил обмякшее тело поверженного внука гадалки Лейлы, давя каблуком очки инвалида, — белозубо улыбнувшись участковому Сидорову, ответил, что, мол, нет проблем, лейтенант: учитель приедет в Отрадное завтра. «Если хотите, приводите своего протеже», — заключил тренер.

Вот так просто. Человек, которого они столько дней ждали, ПРИЕДЕТ ЗАВТРА! Откуда? Но спешить с такими вопросами пока не стоило. Колосов чувствовал: если повезет, они ответят на все вопросы сразу. Или почти на все.

Днем в Раздольский ОВД прибыл и оперативно-технический отдел Главка в полном составе. Спецтехнику везли аккуратно и бережно. Знали бы коллеги, чего стоило Колосову выбить у начальства почти весь арсенал аппаратуры ночного видения, находившейся на вооружении отдела! «Да зачем тебе столько камер, Никита Михалыч? — допытывался его начальник Гладков. — Ты ж мне другие оперативные участки оголяешь! Нельзя же все так бесцеремонно себе хапать. У меня вон отдел по борьбе с наркоманией почти голым на сегодня остался!»

Колосов успокоил его: хапаю максимум на день, на два — не больше. Он знал: если то, чего он ожидал, не произойдет в ближайшие дни, то операцию вообще придется свернуть.

Большое количество камер и иных приборов ночного видения ему было нужно для того, чтобы ни один шаг возможного фигуранта не остался вне пленки — без будущего решающего доказательства по этому делу. Судьи, следователь прокуратуры Касьянов, колосовские коллеги должны были увидеть ВСЕ собственными глазами от начала и до конца.

И опять же, если бы Колосова тогда спросили, что он все-таки понимает под этим словом ВСЕ, он бы отделался пустой отговоркой, ничего не объясняя.

Но приборы нужны были и потому, что осуществлять наблюдение за подобным фигурантом в стандартном рабочем режиме с машин сопровождения или при помощи пешеходной слежки было практически невозможно. Участковый Сидоров, побывавший в школе, и то заметил, что за базаровскими ученичками не очень-то «потопаешь». «Ушлые они ребятки, Никита Михалыч, — делился он. — И глазами вроде не очень зыркают, а замечают многое. Уже где-то подучились азбуке нашей, а сюда, видно, университеты приехали кончать.