– Я буду снаружи, но поблизости. Спасибо, Леопольд.

Выйдя на улицу, Николя позвонил Жилю Легану, старому знакомому в Экюлли, где находился сервер FAED – автоматизированной дактилоскопической картотеки, – чтобы узнать, можно ли связаться с ним позже вечером по поводу одного расследования. Он попросил, чтобы тот задержался на работе, пообещал, что позвонит не позже десяти часов, и сослался на срочность: официальные бумаги прибудут потом. Леган, который был на дежурстве, не стал ворчать.

Он отправился перекусить в ближайшее бистро на бульваре Сен-Мишель и прошелся вдоль набережной, мимо барж, гуляющей публики и мостов. На другом берегу Сены внушительное здание Орфевр, 36, выделялось на сером небе, как каменный гигант, который наелся до отвала и улегся на бок. Николя присел на ступеньки и смотрел на окна их «опен спейс», на четвертом этаже, пока медленно спускалась ночь. Его настоящий дом, откуда его выгнали, как отпетого преступника… За этими стенами Шарко и другие, наверно, еще продолжали работать, прилепившись к телефонам и пытаясь пополнить список жертв. Он должен бы быть с ними.

Николя никак не мог прийти в себя. Возможно ли, чтобы человек, которого он знал столько лет, мог его заложить? Наверно, все знали, что он баловался снежком, в том числе коллеги и этот говнюк Маньен. Наверно, он стал невыносим и даже не отдавал себе в этом отчета.

В кармане оставалась последняя доза кокса. Отравленный спасательный круг. Он вытащил пакетик, мучась желанием занюхать дорожку. Всего одну, еще одну. Последнюю.

Он выбросил эту пакость в воду, без нее ему легче обойтись, чем без работы.

Вздохнув, достал из кобуры свой «зиг-зауэр», повертел его, с сухим щелчком раз за разом выбрасывая и обратно вставляя магазин. Мысли приходили одна мрачнее другой. Самоубийство среди копов. На набережной Сены капитан с набережной Орфевр, 36, покончил с собой из табельного оружия. Николя вгляделся в зеркало серой воды перед собой. Пуля в висок. Все было бы так просто. Зачем бороться и пытаться плыть против течения?

Большим пальцем он вылущил пули, собрал все девять в горсть, что заставило его вспомнить: он так и не зашел на стрелковый стенд, чтобы восполнить заряды, использованные в подвале Рамиреса. Одна только эта деталь будет стоить ему серьезных неприятностей, когда в недалеком будущем у него заберут оружие и пересчитают пули. Лишний аргумент, чтобы утопить его.

Придется пойти в тир завтра с самого утра, когда там будет мало народа, попытаться стащить патроны и…

В голове у него странным образом щелкнуло, как бывает, когда кусочек пазла встает на свое место. В ушах зазвучали слова, две безобидные фразы, брошенные Маньеном Шарко: «Мне сказали, что ты занялся стрельбой ни свет ни заря? Ты – и вдруг в тире?»

Николя нахмурился и постарался припомнить контекст. Когда он это слышал? Он сделал болезненное усилие, и все всплыло: наутро после ареста Дюлака, совершившего двойное убийство. За несколько часов до того, как позвонили полицейские из Лонжюмо и обнаружилось тело Рамиреса.

Николя встал и принялся расхаживать, прижав кулак к губам. Маньен был прав: Шарко никогда не ходил тренироваться на стенд и вдруг, словно случайно, оказался там в то утро, да еще в самую рань.

В потолке пуля с полой головкой, как в оружии копов…

Может, это кто-то из наших…

Убийца знает полицейские приемы, он не запаниковал…

Надо быть чертовски хладнокровным, чтобы так расположить тело…

Вторая картинка вспыхнула в мозгу сама – другая странность, отметившая тот же день: Жак, их процессуалист, внезапно плохо себя почувствовал, что позволило Шарко заменить его на сборе улик.

Шарко здесь совершенно ни при чем, это же чистый бред. И потом, PéBaCaSi была женщиной и…

Он запретил себе додумать мысль до конца и воспринял звонок мобильника как избавление. Это был Жорден, из лаборатории:

– Сработало, Николя. Несколько различных отпечатков, очевидно оставленных до того, как купюры попали в банкомат, но на многих один и тот же дактилоскопический рисунок, как если бы их пересчитывали. Великолепный отпечаток большого пальца, с ним не должно быть проблем при поиске в картотеке.

Николя возвел глаза к небу: некая звезда явно велела ему продолжить расследование. Он двинулся к Новому мосту и дальше в сторону набережной Орлож. Полчаса спустя с компьютера в лаборатории он отправил знакомому в Экюлли скан отпечатка большого пальца, извлеченного из ванночки с нингидрином. И снова ожидание, которое он скоротал на террасе кафе на улице Юшетт, кутаясь в куртку и положив мобильник перед носом.

Звонок. Жиль Леган.

– Скажи, что у тебя что-то есть.

– Ты уверен, что все законно, в смысле твой запрос? У тебя босс по-прежнему Маньен, верно? Он в курсе? Все официально зафиксировано, и мне не нужны неприятности. Теперь не до шуток, с такими-то данными, и…

– Говорю же, будут у тебя скоро все бумаги. Рассказывай лучше, что ты там нашел.

Николя почувствовал, что на том конце трубки собеседник мучился глубокими сомнениями.

– У тебя клиент серьезней некуда… Северный Мясник из Бордо, слышал?

Зажав мобильник между плечом и ухом, Николя порылся в куртке и вытащил блокнот с карандашом. Он дрожал от возбуждения.

– Нет.

– Его так прозвали когда-то. Наши работали над делом пару лет назад, история просто из ряда вон. Венсан Дюпир, ему сейчас года пятьдесят два. Слушай внимательно, такое не часто встретишь. В начале девяностых годов мужик работает медбратом на дому по вызову, разъезжает по улицам Бордо, в основном в северной части, от клиента к клиенту. Самый обычный парень. Славный, приятный, работу свою делает хорошо, клиенты его ценят. Живет в старом домишке километрах в тридцати от города. В то же время он публикует небольшие объявления в Минителе[64] на розовых страницах под псевдонимом Шалим Кашеварим, приглашая партнеров мужского пола разделить с ним, цитирую, «оригинальные сексуальные эксперименты»…

Николя бросил несколько монет на стол и вышел на улицу, где было потише.

– Заинтересовавшиеся приезжали к нему, и тем, кто соглашался, Дюпир предлагал этакий небольшой кулинарный мастер-класс: домашняя кровяная колбаса. Свежеприготовленная. Лук, отварной картофель, каштаны, свиные кишки. Одна маленькая особенность: кровь предполагалось брать у партнера. Дюпир выкачивал у него почти пол-литра зараз, вскрыв вену на запястье, прежде чем со своей профессиональной сноровкой и оборудованием оказать ему медицинскую помощь.

Николя перестал записывать. Он медленно пошел в тени домов.

– Затем они вдвоем дегустировали блюдо, чтобы тот восполнил силы, насыщаясь собственной кровью. Чудовищная чернуха. Дальше они трахались, и парень возвращался к себе, словно ничего и не было. Дюпир проделывал это на протяжении лет, и в результате дело кончилось плохо: он вскрыл вены гемофилу, который был еще более чокнутым, чем он сам, и даже не предупредил о своей болезни. Можешь представить себе кровавую баню. Из того вытекла вся кровь. Он умер в доме Дюпира. Но самое лучшее я приберег на закуску. Ты еще там или уже сбежал от греха?