Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вернулся на свое место. Все смотрели, как под строкой, где значилась Летиция Шарлан, возникло новое имя, написанное фломастером на доске, которая вскоре покроется информацией об анонимах. Ни в чем не повинные люди, чья печальная участь была связана с тем, что они обладали редкой кровью и благородно хотели поделиться ею, чтобы спасти чью-то жизнь. Тем самым они, сами того не ведая, подписали себе приговор.
Белланже не успел внести свою лепту в список. На пороге появился застегнутый на все пуговицы Маньен, с замкнутым лицом, и попросил подчиненного пройти в его кабинет, после чего развернулся и вышел. В воздухе повеяло холодком тревоги, все переглянулись, не говоря ни слова: Маньен обратился к Николя на «вы».
Капитан повесил трубку рабочего телефона, собрал бумаги в стопку и вышел, не глядя на коллег, прямой как палка. В коридоре он быстрым жестом протер ноздри, охваченный недобрым предчувствием.
И он не ошибся. Два типа в темных костюмах, вроде «Людей в черном», ожидали его в кабинете шефа: IGS, Генеральная инспекция полицейских служб. Один из них закрыл за Николя дверь. Грегори Маньен сидел за своим письменным столом, подперев кулаками подбородок.
– Вы знаете, почему вы здесь?
Николя, сбитый с толку, с трудом подбирал слова. Он попытался выпутаться, как рыба, пойманная в сеть:
– Послушай, Грегори, мы составляем список пропавших и…
– Это не займет много времени, – перебил его один из типов. – Всех дел на несколько минут.
Он натянул пару латексных перчаток и вытащил упаковку, которую Николя мгновенно распознал: набор для слюнного мультитеста на наркотики, позволяющий выявить все типы наркотических средств и определить их происхождение: опийные, ТГК, амфетаминные, кокаин… Коп с презрением посмотрел на шефа:
– Что ты творишь?
– Что я творю? Я желаю удостовериться в компетентности своих сотрудников, задействованных в крайне деликатном расследовании, в ходе которого вы, на мой взгляд, неоднократно позволяли себе вольности, не ставя меня в известность. Судья не единожды делал мне замечания за ваши необоснованные эскапады. Вы считаете, что закон не для вас писан?
– Ну и что? Разве это не продвинуло расследование? Ты прекрасно знаешь, что у нас иногда не хватает времени, чтобы дождаться бумаг, и мы всегда так делаем! И ты первый, черт!
– Не стоит так к этому относиться. Пройдите тест, и, если он окажется отрицательным, вы вернетесь к работе. В чем проблема?
Николя прижал кулаки к бокам. Огненная волна поднималась в нем изнутри, накачивая кровь в мускулы.
– Тебе осталось всего-то полгода до пенсии, а ты все пытаешься мне нагадить. В чем твоя проблема?
Николя развернулся и уткнулся в грудь одного из мужиков. Он посмотрел инспектору IGS в глаза:
– И что вы будете делать? Засадите меня за решетку?
– Вы знаете, что означает отказ. Признание вины. Тогда дело будем вести мы, и это может скверно для вас обернуться, если вы не подчинитесь и не пройдете тест.
– А сейчас, как вам кажется, у меня все хорошо? Не буду я делать ваш паршивый тест!
Видя, что Николя упорствует, инспектор отодвинулся в сторону. Белланже знал, что ему грозит: психолог, курс лечения в центре для полицейских, дисциплинарные санкции с выговором, возможно, даже перевод на другую, не такую серьезную работу, где его лишат права на оружие. И это приводило его в неистовство: и речи не могло быть, чтобы он бросил это расследование, – для него стало делом чести довести его до конца.
И его выгоняют как последнюю шваль? Как полное ничтожество?
Он хлопнул дверью, заходясь от стыда и, главное, от гнева: лесной пожар бушевал в нем, разгораясь с каждым шагом. Он забежал за курткой и сорвал ее со спинки кресла. Единственные слова, которые он произнес, обернувшись на пороге, были адресованы Шарко:
– Это было мое расследование. Я хотел довести его до конца, ради Камиллы, а ты стараешься мне помешать.
– Что ты несешь?
– Стукач.
Он ринулся вниз по лестнице, перемахивая через ступени, услышал, как за ним кинулся Шарко, окликая его с площадки четвертого этажа, но выскочил во двор, метнулся к своей машине и рванул с места. Не стал брать названивающий мобильник – эта сволочь Шарко пытался с ним связаться.
– А пошел ты!..
У него мелькнуло желание выбросить отчет окружного суда, лежащий на приборной доске, но он сдержался. Оказавшись дома, он избавился от наркотиков, спустив их в унитаз, и рухнул в кресло с ощущением воцарившейся вокруг гулкой пустоты кафедрального собора. Что он будет делать в этих четырех стенах, от которых его тянет блевать?
Он схватился за стакан, наполнил его на треть виски. Отпил глоток, который вызвал у него отвращение. Со всей силы метнул стакан в стену. Осколки долетели до окна на кухне.
Он заплакал, сжимая в руках фотографию Камиллы. Когда у него разболелась голова, он вытер слезы рукавом рубашки и кончиками пальцев погладил лицо на глянцевой бумаге. Почему это лицо и улыбка продолжали преследовать его ночь за ночью? Почему он никак не мог вырваться из водоворота, затягивающего его на дно?
Отпечаток его большого пальца проступил на стекле рамки и мало-помалу исчез с черт Камиллы как старое воспоминание. Николя застыл, глядя на это явление, и внезапно кинулся за ключами от машины.
Это мог быть только знак судьбы.
Возможно, Камилла только что помогла ему найти человека в солнечных очках.
– Вообще-то, хорошо получается с верхней банкнотой и с нижней. И потом, эти совсем новые, незагнутые. Прямо из банкомата.
Рукой в перчатке Леопольд Жорден, специалист по дактилоскопии лабораторий на набережной Орлож, аккуратно вытащил две купюры по пятьдесят евро из завернутого в газету свертка, который только что принес ему Николя. Коп заехал к Арно Летьену с одной мыслью: отдать на экспертизу банкноты в надежде, что человек в солнечных очках оставил на них свои отпечатки.
– Сейчас восьмой час вечера, и ты один, – заметил эксперт. – Это внеплановое или мне ждать, что придут все запросы на исследование?
– Вряд ли дождешься.
Жорден поджал губы. Он был худой рыжей жердью с усыпанными веснушками руками и щеками.
– Ладно, понял. Но только отпечатки, никаких ДНК. Потому что иначе мне придется использовать…
– Расслабься, только отпечатки пальцев.
– В таком случае попробуем нингидриновую ванночку, это идеально для пористых носителей, вроде купюр, и стоит недорого.
– Отпечаткам два года, с этим не будет сложностей?
– Нингидрин вступает в реакцию с аминокислотами, а они неплохо сопротивляются воздействию времени. При условии, что купюры хранились в сухости, проблем не будет. Если получится, это займет часа два-три вместе с просушкой. Я останусь, у меня все равно полно работы, а ты можешь отправляться домой, я позвоню и сообщу результат.