По словам Глобачева, все эти разнообразные факты стали известны ему в ходе дознания, вновь назначенного Столыпиным в 1908 г. и производившегося уже самим Глобачевым, и хотя в пересказе Бурцева Глобачев ничего не говорит о причинах повторного разбирательства, основанием для такового вполне могло послужить издание «Протоколов», выпущенное в свет в 1907 г. активным деятелем «Союза русского народа» Бутми. Что же до результатов дознания, Глобачев счел «Протоколы» подложными и исключал причастность к ним высших чиновников.

IV

Бурцев и сам признавал подложность «Протоколов», однако вину целиком возлагал на высокопоставленных должностных лиц. Он пересказывает и подтверждает подробности происхождения «Протоколов», сообщенные в 1921 г. княгиней Радзивилл, а также ее рассказ о том, как в 1905 г. Головинский переработал рукопись 1881 г. по заданию Рачковского. Никаких доказательств он не приводит. Скорее всего, он поверил ей на слово, будучи заведомо убежден, что руководство Департамента полиции всегда стремилось использовать антисемитизм в своей борьбе против революционеров.

То есть, бросая на евреев тень вины и за политические волнения, и за стачки рабочих, и за революционный терроризм, полагал Бурцев, полиция как бы поднимала русских на защиту царя и отечества. «Протоколы», считал он, как нельзя лучше вписываются в этот замысел: в них евреи предстают заговорщиками, которые хотят завладеть миром и для этого собираются повсюду любыми доступными средствами — политическими, экономическими, религиозными — подрывать изнутри основы существующего общественного строя.

Авторы настоящей книги, напротив, считают, что и документы, и здравый смысл не дают оснований поддерживать расхожее мнение, будто высокопоставленные чиновники последовательно и сознательно делали из евреев козла отпущения. Отдельные лица в правительстве благоволили к подобной политике и при случае давали ей ход — во все времена и во всяком правительстве находятся люди, преследующие особые цели, — однако позиция царского правительства к 1900 г. состояла в том, чтобы подавить, а не разжигать антисемитские волнения в России.

Два последних свидетельства на эту тему содержатся в архиве А.И. Спиридовича, который в 1962 г. пополнил собрание Нельского университета. С 1906 по 1912 г. Спи-ридович ведал охраной Зимнего дворца и был лично знаком с Рачковским. В бумагах сохранились его высказывания о «Протоколах», в которых он категорически отрицает причастность Рачковского на том основании, что последний никогда не был антисемитом: «Во-первых, секретарем при нем состоял еврей Голыпман; главным его помощником был Геккельман (Ландезен); ни в одном из его докладов не содержалось и намека на антисемитизм, и он даже не отмечал особой роли евреев как руководителей революционного движения». Спиридович пишет также: «У нас есть все основания заявить, что Нилус передал “Протоколы” Крушевану для публикации в “Знамени”. Нилус сочувствовал Крушевану и его деятельности… и я не удивлюсь, если однажды выяснится, что он, Нилус, был их автором».

Второе свидетельство в архиве Спиридовича принадлежит сыну Рачковского Андрею Петровичу, который утверждает, что никогда не слышал ни о Нилусе, ни о Головинском. Так, он полностью отвергает наличие каких-либо связей между Рачковским и Нилусом, но допускает, что существовал агент по фамилии Головинский. В июле 1906 г. Рачковский навсегда оставил службу в полиции, а спустя еще три года скончался; до сих пор ни в каких официальных документах, воспоминаниях или письмах не обнаружено ни одного высказывания самого Рачковского о «Протоколах».

Таковы свидетельства «очевидцев» и «следователей», имевших отношение к судьбе «Протоколов», причем все они вполне могли лукавить, невольно путать подробности или иным образом искажать истину о происхождении и распространении этого подложного документа. Располагая текстологическим анализом Грейвза и Бурцева, само собой, никто не примет на веру утверждений Нилуса, Бутми и им подобных, будто оригинал опубликованных «Протоколов» хранится в «секретном архиве сионистских заговорщиков».

Нас же интересует вопрос об участии в фальсификации царской тайной полиции. Ключевым здесь является свидетельство княгини Радзивилл: ведь, по ее словам, она располагала копией — так впоследствии и не обнаруженной — «Протоколов», составленных по приказу шефа Департамента полиции в 80-х годах, а кроме того, держала в руках и читала «обновленный» вариант рукописи, выполненный в 1905 г. по указанию Рачковского. Стало быть, та рукопись 1905 г. с синей кляксой на первой странице, написанная по-французски разными почерками, и могла бы стать единственной материальной уликой, которая связывает «Протоколы» с охранкой. Княгиня говорит, что читала рукопись после марта 1905 г. и слышала от ее владельца о причастности к ней Рачковского.

Дю Шейл утверждает, что в 1909 г. он держал в руках и читал французский вариант «Протоколов» — якобы тот самый, по которому Нилус подготовил свое издание 1905 г., переписанный разными почерками, с синей кляксой на первой странице; и будто бы владелец рукописи говорил, что она попала к нему от Рачковского. Однако, если княгиня Радзивилл и дю Шейл, поведавшие в 1921 г., с интервалом в три месяца, о рукописях с синими кляксами, а также молодой Нилус, подтвердивший в 1936 г., что у его отца действительно была французская рукопись, если все они ведут речь об одной и той же рукописи, Нилус ни за что не успел бы использовать ее в своей книге 1905 г. То есть Нилус должен был бы работать с копией, полученной ранее марта 1905 г., не говоря уже о Крушеване, который опубликовал «Протоколы» в «Знамени» в 1903 г. Чиновники якобы обнаружили старую копию «Протоколов» в своих архивах в марте 1905 г. и переслали в Париж с указанием переработать и придать ей вид французской рукописи (вероятно, чтобы выдать за документ из французского архива), — все это заняло бы по меньшей мере полтора месяца. Чтобы текст этой так называемой рукописи 1905 г. обрел форму брошюры, представленной Нилусом в Комитет по делам печати не позднее сентября 1905 г., ему потребовалось бы сначала довольно длительное время для перевода, затем — по установленному порядку — он должен был бы отправить рукопись в типографию и ждать, пока ее наберут, сверстают, отпечатают и сличат с оригиналом. На всю эту подготовку к представлению брошюры в цензурное ведомство потребовалось бы гораздо больше четырех месяцев.

В любом случае, как говорилось выше, копии «Протоколов» должны были бы оказаться в России задолго до 1905 г. Публикация в газете «Знамя» за 1903 г. — уже достаточное тому доказательство, но у нас есть еще и упоминание Степанова о том, что в 1895 г. он сделал гектографические копии, и свидетельство Глобачева из книги Бурцева о том, что в 1900 г. один из офицеров Петербургской охранки получил экземпляр рукописи от парижского агента. Если Нилус и имел рукопись с кляксой, которую княгиня Радзивилл, по ее словам, читала в Париже в 1905 г., значит, была дополнительная копия, попавшая к нему после того, как он подготовил текст книги,