Внезапно Катриона отстранилась и, выбежав во двор, быстро вскочила в седло. Френсис не сразу двинулся с места. Затем, взяв себя в руки, последовал за ней.

День был сер, ползли грозные тучи. Тут и там на деревьях виднелись первые пожелтевшие листья. Встреча пред-, полагалась на окраине города Тевистхед, у перекрестка Сент-Кутберт. Они ехали молча. Хотя Катрионе столько хотелось сказать возлюбленному — говорить она не могла.

Херкюлес, лорд Хоум и его люди уже ждали. Ботвелл пожал друзьям руки.

— Ты проследишь за ней, Сэнди? Не позволяй ей никаких глупостей.

В его голосе слышалась почти мольба, и Александр Хоум кивнул без слов. Ботвелл спешился и снял Катриону с лошади. Один долгий миг они стояли, глядя друг на друга.

Он бережно и нежно взял ее голову в свои ладони.

— Ты позаботишься о себе?

— Да.

— И ты не винишь Гленкерка за это? Он хотел, чтобы ты была счастлива, хоть и не с ним.

— Я знаю.

— И не позволяй Джеми узнать, что он выиграл.

— Боже, конечно, нет! — взорвалась она.

— Я люблю тебя, Катриона Маири. Что бы ни случилось, помни это.

Взгляд ее изумрудных глаз загорелся.

— Я люблю тебя, Френсис Хепберн, и что бы ни случилось, я всегда — твоя. Джеймс может принудить меня вернуться к Гленкерку, но он никогда не сможет изменить мои чувства. Я всегда буду любить тебя.

Она притянула к себе его лицо и поцеловала долгим поцелуем. Затем вновь взобралась на свою лошадь и пустила ее легким галопом.

Пораженный увиденным, лорд Хоум бросил последний взгляд на графа Ботвелла и дал своим людям знак трогаться. Какое-то время Френсис Хепберн провожал их взглядом. А затем внезапно его плечи затряслись, и стоявший поодаль Херкюлес услышал мучительные сухие рыдания.

Он застыл, беспомощный, не зная, что и делать. Никогда прежде Херкюлес не слышал, чтобы брат плакал.

Не находя сил думать о чем-либо другом, он обнял Ботвелла за плечи.

— Послушай, Френсис! Едем домой!

Ботвелл повернул лицо к брату, и тот, увидев в его глазах бездонную пустоту, невольно отшатнулся.

— У меня больше нет дома, Херкюлес. Она была моим домом… а теперь ее нет.

Дождик моросил без перерыва, но Катриона настояла на том, чтобы ехали не останавливаясь до самого Эдинбурга. Графиня отказалась ночевать в таверне и только дважды пожелала устроить краткий привал, чтобы лорд Хоум с его людьми смогли освежиться и облегчиться. Печальная путешественница не брала в рот ни крошки, выпив за всю дорогу лишь чашку вина, которое, по указанию лорда Хоума, хозяин таверны приправил яйцами и пряностями.

Кузен лорда, ехавший в этом же отряде, заметил:

— Надеюсь, тебе удастся доставить ее в Эдинбург живой. Позади у тебя Ботвелл, а впереди — король, и не хотел бы я оказаться на твоем месте, Сэнди, если с ней что-нибудь случится.

— Она доедет, — угрюмо сказал Хоум. — Хотя бы для того, чтобы иметь удовольствие плюнуть в лицо королю.

Смелая же это девка — Кат Лесли.

В туманный и холодный предрассветный час всадники прибыли в Эдинбург. Тут уже лорд Хоум посчитал остановку обязательной.

— Кто-нибудь, — сказал он Катрионе, — должен сейчас отправиться во дворец и сообщить королю, что ты здесь.

Он непременно хотел тебя видеть.

Катриона не стала спорить, и Хоум послал с этим поручением своего кузена, потихоньку дав ему наказ — заехать к Гленкерку и уведомить графа о прибытии жены, а только затем уже следовало направиться в Холлируд и оповестить короля.

Лорд Хоум проводил Катриону в свой городской дом, где прислуга разожгла для них теплый огонь и приготовила славный завтрак.

— Надо что-нибудь поесть, милая Кат, — озабоченно сказал Хоум.

— Сэнди, мне ничего в горло не лезет, но прикажи, пусть сделают еще этой винной смеси. И еще я хочу принять горячую ванну. Я совсем закоченела, да и не пристало появляться перед королем и вонять дорогой. Пусть кто-нибудь из твоих людей внесет в дом мою дорожную суму. Там смена белья.

Голос Катрионы был спокоен, просьба — разумна, но глаза ее лихорадочно горели.

Дав указания своим людям, Хоум обнял графиню и спросил:

— С тобой все в порядке. Кат?

— Не старайся проявлять доброту, Сэнди, — мягко отстранила она его. — Иначе я совсем сломаюсь, а я не могу себе это позволить, пока не увижу Джеми.

Перед камином установили сидячую ванну и отгородили ее ширмой. Маленькая девушка-горничная вынула из сумы брусок душистого мыла и помогла Катрионе принять ванну. Когда графиня вышла из-за ширмы, Хоум тихо присвистнул — и восхищенный, и пораженный.

— Господи, любовь моя! Неужели ты собираешься предстать перед Джеймсом в таком виде?

На ней было платье из черного бархата с глубоким вырезом и длинными узкими рукавами, отделанными красным кружевом. Выпуклые груди изящно облегал хепберновский плед, прихваченный на плече крупной золотой булавкой с сияющим изумрудом. На шее висела подвеска с золотым хепберновским львом, подаренная графине Ботвеллом.

— Ты что, думаешь, король будет возражать, если я покажу, кому отдано мое сердце? — спросила Катриона.

— Черт возьми, ты же сама знаешь, что будет! Ты ничего не добьешься, Кат, если будешь его дразнить!

— Но ничего и не потеряю, Сэнди! Он уже отнял у меня всю мою жизнь.

Лорд Хоум только покачал головой. Никакими разумными доводами леди Лесли ему было уже не убедить. И он просто подал ей бокал вина.

— Выпей это, дорогая. В предстоящей битве надо быть сильной.

Час спустя лорд Хоум наконец свалил с себя это бремя.

Паж королевской спальни проводил графиню Гленкерк в личный кабинет Джеймса Стюарта.

На короле было платье до пят, надетое поверх ночной рубашки. Катриона присела в реверансе и, поднявшись, оказалась лицом к лицу с монархом. Янтарные глаза осуждающе глянули из-под полуприкрытых век.

— Мне не нравится ваше платье, мадам, — холодно сказал король.

— Я в трауре, сир.

— По кому?

— По самой себе, — ответила Катриона столь же холодно. — Я умерла вчера.

— Не ведите себя вызывающе, мадам! За ваше своеволие вас следует сурово наказать.

Катриона зло рассмеялась.

— Учите меня, ваше величество. Вполне позволительно быть вашей любовницей, но совсем непозволительно оставаться женщиной Ботвелла. Так?

— Я любил тебя, — тихо возразил Джеймс.