Колби с сожалением причмокнул:

– И ты не прав. Ситуация необычная…

Он отвернулся от реки и с озабоченностью оглядел своих доверенных агентов. Те невольно подтянулись.

– Ваше положение будет непростым. В ленинградскую резидентуру в ближайшую пару лет могут поступать взаимно противоречивые директивы. И вам следует иметь хотя бы общее представление о происходящем здесь, в Вашингтоне, чтобы понимать, что делать можно и нужно, а чего – ни в коем случае.

– Пару лет? – понимающе хмыкнул Джордж. – Пока из этой администрации весь пар не выйдет?

Колби насмешливо блеснул зубами и промолчал, пристально глядя на Карла.

– На вводных курсах на «Ферме» нас наставляли, что ЦРУ не занимается политикой, – мягко откликнулся тот. – Но, шеф, мы понимаем, что где-то на верхних уровнях это становится неизбежно. Нас это не напрягает.

– Хорошо. К сожалению, – отвел Колби взгляд и задумчиво почесал бровь, – порой приходится и политикой заниматься. Ничего там хорошего нет… Ладно, я зайду издали, чтобы у вас сложилась картина в целом.

Он сцепил руки за спиной и неторопливо двинулся по дорожке в обратном направлении.

– Не секрет, – начал рассуждать на ходу Колби, и речь его сразу приобрела отчетливо профессорский оттенок, – что мы из-за Вьетнама много чего потеряли, а Советы за те годы совершили рывок – и в экономике, и в военной сфере. Военный паритет… Нет, они его еще не достигли, но разрыв между нами сузился настолько, что никто ответственный в обозримом будущем ввязываться в прямое силовое столкновение с советским блоком уже не захочет. И в этой ситуации, когда они поднимались на качелях, а мы – опускались, в Вашингтоне сочли за благо смириться с существованием Советов на длительную перспективу. Отсюда пошла вся эта политика разрядки: взаимные визиты, договоры о разоружении, Хельсинки… По мне, не самое плохое дело, сами знаете, сколько сдуру посуды было побито. – Он скорбно покачал головой и задумался о чем-то.

– Мы помним ту атмосферу. – Джордж первый не выдержал испытания паузой. Он вообще сильно расслабился за последние дни, и Карл порой поглядывал на него с легкой обеспокоенностью. – Как раз проходили здесь декомпрессию после Индокитая, пока нас в Сантьяго не сдернули… Что-то с тех пор изменилось? Президент все так же выступает за разрядку и мир во всем мире. Ну, по крайней мере, в газетах.

– Да, – уверенно кивнул Колби, – да, определенно изменилось. Мы более-менее наладили сотрудничество с Советами: все эти обмены, конференции… Попутно возросли и наши агентурные возможности. В итоге мы стали заметно лучше их понимать. Флер загадочности, даже порой какой-то романтики, ушел, появилось больше трезвости в оценках. И постепенно все более и более весомым становится мнение о том, что вся советская система принятия решений неадекватна и, вполне вероятно, сама по себе ведет к краху в той или иной форме. Сейчас здесь все чаще рассуждают о том, что русские больше не способны внятно разглядеть окно возможностей, зато аккумулируют факторы катастрофы как в своей экономике, так и в политике. В последние же годы Советы вообще свалились в дрейф… Возможно, они уже настолько сблизились с фатальной воронкой событий, что для сваливания туда будет достаточно двух-трех толчков извне. Так это или нет – неизвестно, но в Вашингтоне становится все больше желающих проверить эту гипотезу на практике.

Лоб Карла пошел крупными складками.

– Вблизи это не настолько очевидно, – признался он, – изнутри Советы выглядят достаточно крепко и организованно… И где так думают?

– Сторонники такой точки зрения есть и около Картера – Збиг, например, – ответил Колби. – Но там они в отчетливом меньшинстве. Зато в следующей администрации такое мнение может стать доминирующим, если не единственно правильным. В общем, влияние тех, кто у нас опять настроен на решительную победу в «холодной войне» с Советами, стремительно растет. И все это на фоне продолжающегося размягчения советского режима, где, судя по всем данным, единственно спасительной идеей сейчас видится приведение Запада к сотрудничеству, и даже вплоть до конвергенции противостоящих систем.

Джордж лихо пнул попавшуюся под ноги шишку, и та полетела, кувыркаясь, вдаль. Он повернулся, довольный собой, и заметил:

– А ведь если подумать, то это готовность к капитуляции. Еще лет десять назад такие настроения были бы немыслимы.

– Да, – жестко сказал Колби, – трижды да! Именно! И, парни, – он вдруг резко остановился и взмахнул руками, – тут появляется этот Источник и начинает крушить всю эту столь привлекательную для многих перспективу! Естественно, это вызывает большую обеспокоенность не столько в нынешней администрации, которая по инерции плывет в русле политики разрядки, пусть и не так активно, как раньше, сколько среди тех, кто закладывает сейчас основы будущего политического курса.

– А мы с кем? – осторожно уточнил Карл.

Колби вновь неторопливо зашагал вперед.

– Мы с кем? – задумчиво переспросил он и тут же ответил: – Мы должны быть с будущим. Поэтому в наших интересах вписаться в группу тех, кто будет формировать следующую администрацию.

Джордж одобрительно хмыкнул чуть слышно, но Колби тут же повернул лицо к нему:

– И не потому что меня греет какая-то личная политическая перспектива, нет! Я сыт по горло вашингтонскими кабинетами. Но парни, что собираются вокруг Ронни, правильно настроены относительно разведсообщества в целом, и вот это для меня важно. Да, нам надо продолжать перестраиваться – это верно, но как именно – должны решать мы сами, а не навязанные нам леваки. Потому… Поэтому в Ленинграде мы будем работать именно на эту перспективу. Нам надо крайне оперативно разобраться с этим совершенно непонятным фактором, что начинает ломать здешние политические расклады. И даже это еще не все – так, только первый слой… Но об этом дальше.

– Поясните тогда? – помолчав, уточнил Карл. – Насчет «ломать расклады»?

– Охотно. – Колби остановился, оглядываясь. Вокруг было тихо и безлюдно, редкий смешанный лес просматривался насквозь, вплоть до белеющих вдали стен штаб-квартиры. – Top secret[29], – сказал он негромко, почти не шевеля губами.

– Да, шеф. – Карл сдержанно качнул головой и придвинулся к Колби, контролируя взглядом пространство за его спиной. Джордж встал сбоку, прикрывая от кустарника в стороне.

– Есть три группы осведомленных о ленинградском сюжете, – все так же тихо продолжил Колби. – Первая – политический Вашингтон: те, кому положено знать суть разведданных. Для них все эти утечки оттуда – игра Кремля. «Голуби» усматривают в происходящем знак того, что Советы умнеют, а значит, становятся более договороспособными. Другие, те, на кого мы ориентируемся в окружении Ронни, обескуражены резко возросшей стратегической связностью в действиях Кремля – это выбивает фундамент из-под их тезиса о неспособности советского руководства разглядеть окно возможностей.