— Чушь, — устало усмехнулась я.

— Не возьмет? А и не надо. Мы ему денежки подсунем, апотом стукнем, куда следует, пусть перед товарищами оправдывается, что ни ухомни рылом. Делом будет занят. Может, и не посадят, но свой нос совать, куда непросят, отвадим. Надо бы поручить это тебе… — он сделал длинную паузу, смотрелна меня и только что не облизывался, — да не хочется лишний раз привлекатьвнимание ментов к твоей особе. Найдем фигуру менее выразительную. Ладно, топайдомой, а вечером жди в гости. Скрепим нашу победу взаимными объятиями, не товернется твой Цицерон, опять начнет жмотничать, и я опять буду трахать тебялишь в мечтах.

Прогноз Ника, что Рахманов скоро появится, как ни странно,оправдался. Он позвонил мне через неделю.

— Солнышко, — сказал, как ни в чем небывало, — ты куда пропала? Я не мог тебе дозвониться.

— Неужели? — съязвила я, собираясь послать его кчерту.

Но рядом сидел Ник, который отобрал у меня трубку, прикрылее рукой и сказал:

— Только попробуй. Чтоб голос звенел от счастья, матьтвою!

И голос мой зазвенел:

— Я думала, ты меня бросил. Твой консьерж не пускалменя дальше порога, а охранник и на порог не пустил…

— Серьезно? Просто невероятно. Я разберусь. Слушай, ястрашно соскучился. Давай сегодня поужинаем в «Карусели», там отдельныекабинеты…

— Ишь, как заливается, сладкоголосый, — хихикнулНик, когда Рахманов, изложив программу-минимум на вечер, наконец со мнойпростился. — Я ж говорил, без твоих прелестей он долго не протянет. Ипочему все мужики такие придурки? Ведь догадываемся, что нет принципиальнойразницы между двумя парами ляжек, и задница, как ни крути, задницей и остается,но почему-то тянет пристроиться к строго определенной.

— Тебя тянет? — усмехнулась я.

— Про это мы уже говорили. Что дозволено Юпитеру..,далее ты знаешь, ты у нас сучка образованная. В общем, рожу-то не криви,ублажай, облизывай его с восторгом и упоеньем. Цицерон нам очень дажепригодится. А когда мозги у парня потекут, уговори его взять Машкину защиту всуде на себя. Если мы ее идиоткой на всю жизнь объявим, ей придется очень долгоотдыхать в психушке. Значит, надо давить на временное помутнение рассудка иубийство в состоянии аффекта. И здесь нам лучшего головастика, чем Рахманов, ненайти. Как начнет байки травить, заслушаешься. Я пару раз на заседания ходил,чтоб удовольствие получить. Не поверишь, в особо трагических местах дажеплакал.

— Ник, — вздохнула я, прерывая поток чужогокрасноречия, — заткнулся бы ты хоть ненадолго. Лучше скажи, почему он двенедели от меня бегал, а теперь вдруг объявился?

Ник оставил свою дурашливость и хищно улыбнулся.

— Потому что паскуда он, твой Рахманов. Любит жарчужими руками загребать. Две недели назад, когда ты к нему рвалась, пришлось бырешение принимать или быть очень скверным в твоих глазах. А теперь, когда ужевсе решено.., мальчик ничем не рискует. К тому же он уверен: мозги тебе за этовремя вправили, и ты даже намеком, даже интонацией не позволишь себе дать емупонять, что он сволочь. Иди, радость моя, подготовь себя к любовному свиданию.И покажи ему класс, чтоб он с катушек съехал.

— Ник, ты помнишь, что мне обещал? — помедлив,спросила я.

Он с обидой развел руками:

— Само собой. Что еще за недоверие?

Обещание он выполнил. Уже через два дня я получила от Машкизаписку. «Я в порядке. Не беспокойся. Как там наши дела?»

Вот тогда мне стало по-настоящему страшно. Сможет ли Машкапонять: то, что я сделала, было сделано для того, чтобы ее спасти? Не толькопонять — простить? Эта мысль не давала мне покоя, я торопила тот день, когда мывстретимся, и страшилась его одновременно. Что я скажу ей? Что Приходьковнезапно исчез, а Рогозина обвинили в получении взятки и от расследования всехдел отстранили до выяснения обстоятельств? «Главное, чтобы она вышла оттуда… —твердила я себе. — А там…»

Тоска гнала меня к Виссариону. В бар я приходила к открытиюи сидела там часов до четырех утра, когда разбредались по домам последниепосетители. В воскресенье, ближе к одиннадцати, в баре появился Тони. Изпосетителей была лишь одна мамаша Кармен, баба лет пятидесяти, с мощным бюстоми глазами навыкате. Старая сводня натаскивала новеньких, преимущественнодеревенских дурочек, которые трудились на дороге, а свободное время посвящалагаданию, за что в свое время и получила прозвище Кармен. Нрав у нее был добрый,что в ее среде редкость, и мамашу все любили. Виссарион и вовсе испытывал к нейподозрительно нежные чувства. Должно быть, потому, что она всем девкампредсказывала скорое замужество, полтора десятка детей, достаток, любящего мужаи душку-свекровь в придачу. Кармен утверждала, будто обладает даромясновидения, что в глазах девок невероятно повышало ее статус. В общем, можнобыло считать, что в баре лишь свои, оттого политесы разводить я не стала. Тониподошел, а я молча на него уставилась, предоставляя ему возможность произнестипервую реплику.

— Я пришел… — начал он и замолчал.

— Это я вижу, — ответила я.

— Я хотел узнать.., что с Машкой. Я пытался… — Он опятьзамолчал под моим взглядом.

— Помнится, ты ее бросил. Твое праведное сердце немогло смириться с тем, что она наркоманка.

— Перестань, — поморщился Антон, а я пожалаплечами.

— Ты бросил ее по другой причине? — не унималасья. Он вздохнул и отвернулся. — Ну вот, а теперь она еще и чокнутая.Неподходящая пара для такого парня.

— Я хотел помочь…

— Когда?

— Послушай, я действительно очень хочу помочь. Я…

— Катись отсюда, — перебила я.

— Я разговаривал с Олегом, он согласен…

— Катись отсюда, — повторила я.

— Надеюсь, когда ты успокоишься… — Он не договорил,чувствуя себя крайне неуютно под моим взглядом, пытался найти слова, но,наверное, и сам понимал их бесполезность. Помедлив немного, он побрел к двери.

Кармен приподнялась в своем углу за стойкой и поманила меняпальцем.

— Поссорилась со своим парнем? — спросила ласково.Наш разговор с Антоном она не слышала, потому что была слегка глуховата.

— Ага, — буркнула я, желание что-либо объяснять уменя отсутствовало.