Сначала успех мне не сопутствовал; всякий раз, как я пыталась подняться выше, уголь под ногами осыпался, и я скользила вниз, на пол. Вскоре мне стало жарко, я вспотела и чуть не плакала от досады. В воздух поднимались тучи угольной пыли; она забивала мне нос и легкие. Я кашляла, плевалась, хватала ртом воздух. Угольная пыль набилась в рот, скрипела на зубах. Я стала отплевываться, но вскоре во рту у меня пересохло. Я была вся в синяках оттого, что на меня сверху падали куски угля. Мне грозило поражение; время и силы мои были на исходе.

После третьего позорного падения на землю я села на пол и попыталась придумать другую военную хитрость. Что, если попробовать подняться не прямо вверх, а по диагонали? Может быть, тогда мой вес распределится лучше?

Я начала снова, но не под самым отверстием, ведущим на улицу. Я начала сбоку и двигалась как бы в обход. Более мелкие кусочки угля градом сыпались на пол; с места срывались и куски побольше. Они катились вниз с ужасающим грохотом, но основная часть угольной кучи осталась нетронутой.

Правда, мое продвижение оказалось мучительно медленным. В любой миг может вернуться Флетчер! Свет приближался. Кроме угля, я почувствовала и запах тумана, и сырость. Я добралась до вершины! По крайней мере, оказалась довольно близко от нее, а подо мной было еще много угля, который удерживал меня. Отверстие оказалось своего рода желобом. Через него в подвал проникал воздух. К моему ужасу, со стороны улицы оно оказалось забрано прочной металлической решеткой. Я дернула решетку, но она не шевельнулась. Ухватившись за нее обеими руками, я попробовала протиснуться в желоб. Держась одной рукой, я просунула другую в квадратную дыру в решетке. Но какая у меня была надежда, что кто-то с улицы увидит мою ладонь, которая слабо колышется на уровне ног, да еще в таком тумане?

Я сидела в отчаянии, крепко вцепившись в решетку, чтобы не соскользнуть к подножию угольной кучи.

Если Флетчер вернется, найдя сумочку, но без дневника, он наверняка попытается заставить меня рассказать, где дневник. Может быть, мне все же удастся убедить его, что дневник остался в доме на Дорсет-сквер? Или он догадается, что я спрятала его среди угольных глыб? Так или иначе, он будет в ярости.

Уши мои уловили шорох шагов над головой. Он возвращается!

Но нет, к дому, похоже, приближается не одна пара ног! Там, наверху, несмотря на туман, есть и другие!

— Помогите! — закричала я что было сил, прижавшись лицом к решетке. — Помогите! Я заперта в погребе!

Шаги остановились. Мужской голос, искаженный и приглушенный туманом, что-то спросил у своего спутника. Другой мужской голос ответил:

— Да, сэр… — и добавил несколько слов, которые я не расслышала.

Я снова закричала, моля о помощи. Горло у меня перехватило от напряжения, и я закашлялась.

Шаги снова послышались у меня над головой. Они совсем рядом!

— Я здесь! — хрипло закричала я и просунула руку в квадратное отверстие.

К моему безмерному облегчению, прохожий не только услышал меня и понял, откуда раздается мой голос. Должно быть, он опустился на колени на тротуаре у решетки и прижался к ней лицом, потому что голос его зазвучал совсем рядом.

— Кто вы?

Голос показался мне знакомым, но у меня не было времени вспоминать.

— Ах, сэр! — задыхаясь, проговорила я. — Меня зовут Элизабет Мартин, и я заперта в этом погребе. Скоро вернется домовладелец…

— О господи! Лиззи! Это в самом деле вы? — вскричал мой спаситель, и я поняла, что он принадлежит инспектору Россу. — Какого дьявола вы туда попали? Вы ранены?

Мою озябшую руку, просунутую сквозь решетку, схватила сильная, теплая рука, и кровь как будто быстрее побежала у меня по жилам.

— Ах, Бен! — вскричала я. — Вам не мерещится, здесь и в самом деле я!

Я почувствовала безмерное облегчение, когда поняла: Бен здесь, и теперь все будет хорошо. Но через миг облегчение сменилось дурным предчувствием. Бен здесь… но ведь совсем рядом доведенный до отчаяния убийца Флетчер! К страху за себя добавился страх из-за того, что может случиться с Россом. Может быть, Флетчер и сейчас крадется к нему в тумане…

Бен энергично тряс решетку свободной рукой; я услышала, как он приказывает своему спутнику:

— Да помогите же мне! Моррис, черт побери, здесь заперто!

— Бен, он там! — закричала я, задрав голову к решетке. — Сейчас нет времени спасать меня или объяснять, как я сюда попала! Будьте осторожны! Это Флетчер! Это он убийца!

— Знаю, — мрачно ответил голос Бена. — Лиззи, он вас обидел? Если да, клянусь, я его…

— Нет, нет! Он только запер меня в подвале!

Куча угля подо мной загрохотала и просела. Я покатилась вниз; если бы Бен не держал меня за руку, я бы съехала еще дальше. Его пальцы крепче сжали мои и снова подтянули меня к решетке. Плечо у меня болело — должно быть, и у него болела рука. Я понимала, что скоро уже не смогу удерживаться — или он не выдержит моей тяжести.

Задыхаясь, я крикнула:

— Он ищет дневник Маделин, который я нашла и несла вам. Он его не найдет, потому что в моей сумочке его нет. Я сказала ему, что он там, и отшвырнула сумочку подальше. Дневник цел и невредим; я спрятала его здесь, в куче угля. Бен, что бы ни случилось, вы должны разрыть кучу угля и найти дневник.

— Лиззи, держитесь! Мы сейчас вас вытащим! — ответил он. — Здесь со мной сержант Моррис. Мы взломаем дверь.

— Я могу подождать! — ответила я. — Главное, вы теперь знаете, что я здесь. Вы должны схватить Флетчера, он опасен! Бен, пожалуйста, будьте осторожны!

— Знаю… я должен был сам все понять с самого начала! Где он? Вы сказали, обыскивает улицу? Ничего не вижу в этом проклятом тумане!

— Он скоро вернется! — крикнула я.

— Лиззи! — Голос Росса стал еще тревожнее. — Мы с Моррисом спрячемся у парадной двери и схватим его, когда он вернется. Подождите!

Он в последний раз ободряюще сжал мне руку, а потом отпустил. Я услышала, как он с трудом поднимается, и они с Моррисом отошли от отверстия.

Я знала, что они меня не бросят, но, когда они ушли, ко мне все же вернулось прежнее отчаяние. Только сил у меня больше не было. Я уже не могла держаться за решетку. Уголь подо мной осыпался. Я непроизвольно пронзительно крикнула и соскользнула вниз, на пол, с потоком камней. Кусочки угля били меня по голове и по телу, в ноздри и в рот забивалась пыль. До пола я добралась наполовину оглушенная.

Едва я успела собраться с мыслями и встать, как услышала наверху, на улице, какой-то шум. Голоса яростно заспорили. Послышалось шарканье, а потом пронзительный полицейский свисток. Несомненно, то свистел добрый сержант Моррис.

Снова зашаркали ноги, а потом сверху, из-за решетки, до меня донесся голос Росса:

— Лиззи! Как вы? Где вы?