Дверь открылась — я догадалась, что он привез меня к себе домой. Флетчер втолкнул меня внутрь и захлопнул дверь.

— Вперед! — приказал он, толкая меня перед собой в темный коридор.

Я старалась идти как можно медленнее, натыкаясь на все предметы мебели. Наконец мы прошли в еще один дверной проем. Флетчер закрыл за нами дверь, и я услышала, как в замке поворачивается ключ.

— Одну минутку, — сказал он и куда-то отошел.

Чиркнула спичка, и замерцал слабый огонек, осветив комнату. Он зажег масляную лампу. Я увидела, что мы оказались в своего рода столовой, хотя ею, судя по всему, пользовались нечасто. Пахло пылью, которую не вытирали очень давно, и вид у комнаты был заброшенный. Из мебели здесь имелись стол и несколько стульев, а кроме них — только небольшой буфет. Ни картин, ни утвари, ни посуды я не заметила.

Флетчер повернулся ко мне. Я заметила, что он потерял свой цилиндр где-то между улицей и домом. Всклокоченные волосы падали ему на лоб. Лицо его побелело и напряглось; даже овальные очки не скрывали дикого выражения глаз. Более того, из-за линз лихорадочный блеск усилился. Сердце у меня упало; я поняла, что доводы разума тут бессильны.

— Так это вы убили бедную Маделин! — воскликнула я. Теперь мне нечего было терять, и я решила действовать напрямик. Мне было очень страшно, но я внушала себе, что не должна показывать ему свой страх.

Потом я сообразила, что Флетчер тоже боится. Давным-давно я видела на кухне у Мэри Ньюлинг крысу, загнанную в угол. От ужаса она стала по-настоящему опасной. Мэри тогда избавилась от крысы, убив ее чугунной сковородкой. В этой комнате я не увидела ничего, чем можно было бы воспользоваться как оружием.

Столкнувшись с моим решительным видом, Флетчер смутился и на миг растерялся. Он даже попробовал защищаться.

— Она сама во всем виновата! — угрюмо заявил он.

— Она носила под сердцем вашего ребенка! Убив ее, вы убили и свое дитя! И вы вините ее, жертву? Вы не только убийца, но и трус! Как могла она быть сама во всем виновата?

— Я хотел дать ей денег, чтобы она уехала и родила где-нибудь в другом месте. Ребенка отдали бы в приют, а она как ни в чем не бывало вернулась бы к обычной жизни. Конечно, не на Дорсет-сквер. Но я бы помог ей найти другое место службы! — Флетчер по-прежнему говорил угрюмо и капризно, как будто сам понимал несостоятельность своих доводов.

— Как она могла вернуться к обычной жизни? Наверняка поползли бы слухи. И потом, как же ее чувства? Она была влюблена в вас!

— Она была глупым маленьким ничтожеством с головой, забитой вздором из дурацких романов, которые она обожала! — парировал он.

— Чем вы не преминули воспользоваться! — не сдавалась я.

— Она сама так хотела, — холодно ответил Флетчер.

— Она думала, что вы на ней женитесь.

— Тьфу! — Он с презрением отвернулся, словно желая избежать презрения на моем лице. Когда он заговорил, в голосе его появились льстивые нотки, как будто он умолял меня поверить его словам… я поняла, что он часто повторял их самому себе, пытаясь оправдать свое неслыханное зверство. — Да как я мог на ней жениться? У меня большие планы… Что за жена вышла бы из нее? Кроме того, я уже помолвлен с одной молодой леди. Надеюсь, она станет именно такой женой, какая мне нужна. Я не хотел, чтобы эта история помешала нашему браку.

— Наверное, вам следовало подумать об этом до того, как вы начали омерзительную интрижку с Маделин!

Флетчер помолчал, а затем просто ответил:

— Это было легко.

Однажды в разговоре с инспектором Россом я назвала убийцу Маделин «чудовищем». Тогда Росс ответил: хотя он за долгие годы работы встречал нескольких чудовищ, гораздо больше ему попадалось трусов, которые убивали из страха. Я поняла, что к их числу принадлежит и Флетчер. Впрочем, трусость нисколько не оправдывала его и не умаляла угрозы в отношении моей жизни.

— Жениться на ней? — задумчиво сказал он, словно разговаривал сам с собой. — Да, она не была согласна ни на что, кроме женитьбы. — Он как будто сам удивлялся. — Даже когда я ясно дал ей понять, что ни за что на ней не женюсь, она продолжала упорствовать. Даже в самом конце… — Голос его затих.

Даже в самом конце, когда голодающая, обессиленная Маделин стала его пленницей, которой он постоянно угрожал, а может быть, чем-то одурманивал, чтобы она не кричала, когда Флетчера не было рядом, несчастная продолжала верить в свою мечту.

— Больше у нее ничего не было, — сказала я вслух. — У нее не было ни родных, ни друзей, ни денег, ни будущего. Она влачила жалкое существование. Вы ненадолго приоткрыли ей окошко в мир ее фантазий, в котором она была счастлива. Неужели вы думали, что она добровольно захлопнет его? К чему бы она тогда вернулась?

Флетчер яростно затряс головой, как будто отгоняя от себя мои слова. Когда он снова взглянул на меня, я увидела, что лицо его стало спокойнее, но от этого он не показался мне менее пугающим. От его холодной решимости холодок пробежал у меня по спине.

Маделин заглянула в эти глаза и увидела там свою смерть. Теперь то же самое коснулось меня. Маделин, к тому времени почти обезумевшая от его дурного обращения, удалилась в свой мир грез, где ее ждали свадьба и счастье. Она наотрез отказывалась его покидать. Но я не Маделин.

— Вы не можете бросить мой труп в Агартауне, — заметила я, надеясь, что мои слова прозвучали убедительно и хладнокровно.

— Это я понимаю! — На последнем слове его голос сорвался. — Я оставлю его здесь.

— В своем доме? — Хотя я, как мне казалось, была готова почти ко всему, его слова застигли меня врасплох.

— Я не могу вынести вас отсюда ни живой, ни мертвой. — Флетчер помолчал, нахмурился и как будто задумался над предстоящей задачей. — Я похороню вас здесь! — сказал он наконец тоном человека, разгадавшего головоломку. — Черт побери, придется нелегко, но ничего невозможного нет! Но сначала мне нужно забрать дневник, который вы швырнули на улицу. Пошли!

Он шагнул ко мне и потащил к двери, которую отпер одной рукой, другой по-прежнему больно держа меня. Мы вместе, спотыкаясь, снова вышли в прихожую. Под лестницей оказалась узкая деревянная дверка. Флетчер рывком распахнул ее и толкнул меня вперед и вниз.

Я успела заметить верхние ступеньки деревянной лестницы, уходившие вниз, и поняла, что он толкает меня в погреб. Я не могла бежать из могилы — а погреб станет моей могилой. Мой труп запихнут в дыру, вырытую в полу или проделанную в стене. Флетчер ведь всю жизнь проработал на стройках. Кирпичи он как-нибудь добудет. Возможно, он примерно представляет, что и как делать, потому что наблюдал за рабочими.

Вот какие мысли крутились у меня в голове, пока я вырывалась. Флетчер толкнул меня, и я вынуждена была выставить обе руки вперед, чтобы не упасть ничком в зияющую внизу тьму.

Я с таким видом ворвался к Данну в кабинет, что он встревоженно вскочил.