В окопе было тесновато. Двое немцев, стоя ко мне спиной, держали нашего солдата. Руки у него были заведены за спину и стянуты веревкой. Еще один лежал ничком на дне – убит? Двое немцев стояли у бруствера, вглядываясь в темноту. Ну что ж, с вас и начнем. Автомат дернулся у меня в руках, и срезанные очередью немцы осели кулем на дно окопа. Державшие солдата немцы бросились врассыпную, один вскинул автомат, второй метнулся к брустверу. Эх, ребятки, нет у вас опыта взятия заложников, что ж вы его бросили-то? Я ж не стал бы так стрелять, можно и своего ненароком завалить. На это, собственно говоря, и был расчет. Это же обычные солдаты, пусть и лучше подготовленные. У них в критической ситуации совсем другие рефлексы работать начинают. Где им до профессиональных террористов. Автомат еще дважды дернулся в моих руках. Всё… Отбегались… Так, а этот чего упал, ранен, что ли?

Я наклонился над солдатом, перерезал веревки на руках.

– Эй, ты там живой?

– Ай!

– Да не дергайся ты! Я свой! Вставай, все уже.

Солдат приподнялся и повернулся ко мне.

За моей спиной хлопнул негромкой выстрел, и осветительная ракета залила окрестности мертвенно-бледным химическим светом. Лицо солдата осветилось на мгновение. Здрасте, и тут узбек. Напуган здорово, весь дрожит, лицо окровавлено. Его вполне понять можно. Небось на фронте недавно, в переделках еще не побывал, вон его как колотит, зуб на зуб не попадает. Еще бы! Скорее всего, задремал, тут немцы и навалились. Ничего себе было у него пробуждение! А тут еще и очереди над ухом, кто угодно со страху охренеет. Вдалеке послышался топот, лязг затворов – бежало подкрепление. Я повернулся в сторону хода сообщения, опустил на землю автомат. Не хватало еще вызвать на себя огонь подбегающих солдат. А что? Вполне в горячке могут и стрельнуть, с них станется. И будут, по большому счету, правы. Справа обозначилось движение, я повернул голову – что там еще? Солдат поднимал с земли винтовку, передернул затвор. В кого ты сейчас-то стрелять собрался? Эй, ты в кого это целишься?!

– Ты че, парень, охрене…

Вспышка ударила мне в глаза, и небо и земля понеслись передо мною в сумасшедшей карусели…

Р А П О Р Т

Р А П О Р Т

– Здравия желаю, товарищ полковник!

– Входите, капитан. Присаживайтесь. Что можете доложить по существу дела?

– Товарищ полковник, я провел тщательный анализ всех событий этой ночи, и, полагаю, мне удалось восстановить достоверную картину всего происшедшего.

– Интересно. И что же вы выяснили?

– Мне кажется, что в показаниях рядового Турсунбаева есть неточности.

– Кажется или есть?

– Есть, товарищ полковник.

– Ну-ну, продолжайте.

– Турсунбаев в своих показаниях упомянул про шестерых нападавших. А на самом деле их было семеро. Седьмого отыскали только утром, когда Турсунбаев сменился с поста. И об этом знать уже не мог. Седьмой нападавший лежал в тридцати метрах от окопа охранения. И видеть его Турсунбаев не мог.

– Так кто же тогда его убил? Ведь со стороны наших окопов велся огонь в сторону немецких позиций. Он мог быть убит уже при отходе.

– Нет, товарищ полковник. Во-первых, от нашего огня он был прикрыт пригорком, и в него просто не смогли бы попасть.

– Но ведь огонь также был и со стороны немцев. Его могли убить и свои.

– Он был убит в спину. Пуля была выпущена из револьвера «наган». А в «нагане» Манзырева как раз и была одна пустая гильза и шесть целых патронов.

– Может быть, у него просто патроны кончились, могло такое быть?

– У него еще оставалось одиннадцать патронов к «нагану». Они были обнаружены при осмотре тела.

– Так что же выходит – немца убил Манзырев?

– И не только этого.

– Поясните.

– Турсунбаев был вооружен винтовкой Мосина. Из нее он сделал семь выстрелов. Единственная найденная нами такая пуля – пуля, убившая Манзырева. Стрелял Турсунбаев из окопа, мы нашли все гильзы в одном месте. А все находившиеся в окопе немцы были застрелены из немецкого же автомата, который и лежал около ног Манзырева. Турсунбаев вообще не умеет стрелять из автомата, даже из «ППШ». Он служит первый месяц.