Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К его удивлению, ничего не взорвалось. С урчащим музыкальным звуком, который иной раз издает желудок глубоко задумавшейся над смыслом бытия коровы, из бока сканера выдвинулся крошечный ящичек.
– О! А это зачем?
– Рисовать! – предположил Арс. – Или писать...
– Но где?
Ответ не пришлось искать долго. Нижняя сторона сканера была гладкой и текстурой напоминала грифельную доску.
– Вот тут! – торжественно заявил библиотекарь. – Давай попробуем! Начнем с чего попроще!
– А что он может сканировать?
– Любой объект, создающий искажения в магическом поле!
– Давай тогда узнаем, где находится декан «мертвяков»! – предложил Арс. – Такой объект создаст искажения в любом поле!
Учитывая габариты старшего волшебника факультета магии неживого, можно было предположить, что он вносит искажения даже в гравитационное поле Вселенной, отважно соперничая с какой-нибудь черной дырой.
В том, что касается поглощения вещества – тоже.
– Плохой вариант! – согласился Мешок Пыль и вывел на гладкой поверхности идеально правильными буквами «дикан метр Шизомудр».
Надпись некоторое время повисела, должно быть, любуясь собой, а потом донышко сканера мигнуло, словно огромный прямоугольный глаз.
– Ты видел? – Арс от неожиданности подпрыгнул.
– У меня со зрением все хорошо! – успокоил его библиотекарь.
На покрытой лаком поверхности возникла едва заметная сеточка. Такая появится, если координатные линии на карте нанести через каждый градус. В одном из получившихся квадратиков в правой верхней части рисунка мигал неяркий лиловый огонек.
– Что это? – опешил Мешок Пыль.
– Погоди! Это Лоскутный мир, а там где мигает – наш Лоскут! – Арс вытянул вперед руку и коснулся пальцем огонечка. – Ой!
Сканер «мигнул» еще раз. Картинка сменилась – на ней появилось что-то вроде серого грязного облака в зеленом небе. Все это рассекала надвое серебристая тонкая нитка. Огонек моргал совсем рядом с ней, чуть ниже.
– Ага, а это Лоскут! – догадался гроблин. – серое – сам город, а серебряная – река...
Вторичный тычок пальцем в светящуюся точку привел лишь к тому, что около нее появилась надпись.
– Виселое завидение мадам Зизи! – прочитал Арс. – О, неплохо декан проводит время!
– Теперь ищем книгу!
«Черныя книга свиреппаго видьмавства» заставила сканер задуматься. Из его недр донеслось астматическое пыхтение, стенки слегка задрожали, словно шарики стремились выбраться наружу.
– Вот она! И где это? – появившийся Лоскут оказался полностью голубым, а лиловый огонек переехал в его нижнюю левую часть, к самому краю изображения.
– Близкое море, – сказал Арс. – Других рядом нет. На право-восток движется, как ты и говорил...
– Ее носитель наверняка сел на корабль, – Мешок Пыль решительно поднялся. – Мы должны спешить!
Арс зевнул, но спорить не стал. Назвался груздем – полезай в банку с рассолом.
Воды Близкого моря населены самыми разнообразными существами, и все они включены в то, что излишне умные биологи называют «пищевыми цепочками». Проще говоря, непрерывно и с аппетитом пожирают друг друга.
Любой замеченный в непосредственной близости объект здесь рассматривается с точки зрения его принадлежности к одной из двух категорий – «еда» или «тот, для кого я – еда».
И в том и в другом случае надлежит очень быстро плыть, только в первом – к объекту, а во втором – от него.
Но то, что сейчас неторопливо двигалось через темные воды Близкого моря, не входило ни в какие «пищевые цепочки». Оно обладало тем, что на первый взгляд выглядело парой плавников, но на самом деле ими не являлось, и двигалось короткими рывками.
Заметившие это существо рыбы проявляли сдержанный интерес, быстро сменяющийся паническим бегством. У рыб нет такого громоздкого и часто затемняющего восприятия аппарата, как разум, зато в изобилии чутья. И то, что чутье подсказывало всем им без исключения: существо с двумя прямоугольными плавниками никак не может быть отнесено к категории «еда».
Одна молодая и очень самоуверенная акула не поверила чутью. Распахнув зубастую пасть, она ловко заглотала непонятную штуку и несколько мгновений чувствовала себя неплохо.
До того момента, пока ей не разорвало живот.
«Черная книга», раздраженно булькнув, поплыла дальше, а на отброшенной в сторону голове акулы осталось удивленное выражение. К голове тут же собрались рыбешки поменьше – если ты перестал быть «тем, для кого я – еда», то ты тут же стал «едой».
– Не балуй, скотина! – подобные жизнерадостные окрики раздавались то и дело, заставляя оказавшихся рядом путников нервно оборачиваться. – А не то оживлю и продам на мясо!
Мешок Пыль держался в седле с прирожденной грацией куска овечьего сыра. Лошадь в ужасе косилась на всадника, взобравшегося ей на спину, и время от времени порывалась взбрыкнуть. Она явно считала, что везти настолько чудное существо ниже ее достоинства.
Поехать верхом, к удивлению Арса, предложил сам библиотекарь. Как выяснилось позже, он имел представление об этом виде передвижения, но чисто теоретическое.
Теперь он осваивался с ним на практике.
По дороге, ведущей на право-восток, к Близкому морю, они двигались со скоростью не сильно спешащего пешехода. Много времени уходило на то, чтобы извлечь гроблина из придорожных канав, а после этого поймать спасшуюся бегством лошадь.
. – Может быть, все же пойдем пешком? – предложил Арс, глядя на то, как Мешок Пыль в очередной раз пытается сесть в седло. Этот процесс можно было сравнить с попыткой циркуля заняться скалолазанием.
Лошадь, судя по выражению морды, ощущала себя мучеником периода раннего христианства.
– Нет! – решительно пыхтя, ответствовал библиотекарь. – Так будет быстрее...
Лошадь дождалась, когда наездник (применяем это слово, поскольку другого все равно нет) заберется на свое место и переведет дух, и только после этого сорвалась с места.
– Стой! Куда? Тпру! – гаркнул Арс, но оказалось поздно.
Проскакав с полсотни метров, лошадь решила, что набрала достаточную скорость, после чего резко затормозила. Гроблин, до сего момента державшийся за поводья, неожиданно познал закон инерции и тот безотрадный факт, что в седле ремни безопасности не предусмотрены.
Лошадь довольным взглядом проводила пронесшееся над дорогой тело.
Короткий вопль сменился судорожным всхлипом, когда его полет закончился столкновением с другим телом.
– Ой-ёй! – сказал Топыряк, пришпоривая коня. – Ну ты скотина!