Каждая новая ступенька покорялась мне все труднее. Из грудивырывались хрипы, сердце колотилось, будто я долго бежал в гору. Я никогда небоялся физических нагрузок и поддерживал хорошую форму, но тут вдруг ощутилсебя толстяком и астматиком. С грехом пополам осилив первый короткий марш, ясловно прирос к полу. Меня обтекал людской поток, а я, облокотившись на узорныеперила, пытался хоть немного отдышаться. Через несколько секунд я решилсяпродолжить подъем.

Не ??долел я и пары ступеней, как все мое тело сотрясжестокий кашель, поразивший меня своей силой. Я едва держался на ногах. Сердцестучало, как молот, пульс отдавался в ушах тяжелыми ударами, все тело покрылаиспарина, мучительный сухой кашель вспарывал грудину. Я настолько обессилел,что боялся дышать, а сделав наконец-то вдох, снова содрогнулся от кашля,который со свистом вырывался из горла. Ноги не слушались, и я сполз на каменныеступени лестницы. В нескольких дюймах от моей многострадальной головы мелькалитуфли и штиблеты последних зрителей, но меня совершенно не тревожило, что обомне подумают.

Там меня и нашел Уилсон. Он помог мне сесть и поддерживал,как ребенка, пока я пытался восстановить дыхание.

В конце концов я кое-как отдышался, но тут меня пробралсильнейший озноб. Грудь превратилась в сплошной очаг боли, и, хотя я совладал скашлем, каждый вдох и выдох приходилось делать очень осторожно.

Наконец я сумел выговорить:

– Ты видел?

– Сдается мне, сэр, Альфред Борден пробрался за сцену.

– Нет, я не о том! Ты видел, что было после отключениятока?

– Я ведь стоял у пульта, мистер Энджер. Как обычно.

При исполнении «Яркого мига» место Уилсона – за сценой, изрители его не видят, поскольку он скрыт задником павильона. Ему известенкаждый мой шаг, но он действительно меня не видит на протяжении почти всегономера.

Задыхаясь, я описал мелькнувший в ложе престиж, неотличимыйот меня. Уилсон растерялся, но тут же предложил сбегать в ложу. Он так исделал, пока я беспомощно лежал на холодных голых ступенях. Вернувшись черезпару минут, Уилсон доложил, что в ложе никого нет, но кресла разбросаны пополу. Пришлось просто принять к сведению все, что он сообщил. У меня нет причинсомневаться в его наблюдательности и преданности.

Уилсон стащил меня с лестницы и помог добраться до сцены. Кэтому времени я достаточно восстановил силы, чтобы держаться на ногах безпосторонней помощи. Пристально всмотревшись в верхнюю ложу и окинув взглядомопустевший зал, я не обнаружил никаких признаков престижа.

Мне ничего не оставалось, как выбросить его из головы, темболее что значительно большее беспокойство вызывала моя внезапная немощь.Каждое движение давалось с трудом; кашель коварно затаился в груди, готовый влюбой момент вырваться наружу. Опасаясь этого, я берег силы, пытаясь выровнятьдыхание.

Уилсон нанял кеб, благополучно доставил меня в гостиницу исразу же распорядился известить о случившемся Джулию. Он также вызвал врача,который приехал с большой задержкой и обследовал меня весьма небрежно. Поокончании осмотра он заявил, что не видит никаких нарушений, поэтому,расплатившись с ним, я решил наутро пригласить другого лекаря. Я долго лежалбез сна, но в конце концов впал в забытье.

Пробудившись сегодня утром, я почувствовал себя немногободрее и сумел спуститься по лестнице без посторонней помощи. В гостиничномхолле меня ожидал Уилсон, который принес известие, что Джулия прибудет вполдень. Я уверял его, что уже начинаю приходить в себя, но он объявил, чтовыгляжу я неважно. И в самом деле, после завтрака я снова ощутил упадок сил.

Скрепя сердце я отменил оба вечерних представления и, покаУилсон был в театре, изложил здесь события минувшего дня.

В Лондоне

По настоянию Джулии и совету Уилсона отменил оставшиесявыступления в Лоустофте. Такая же судьба постигла представления,запланированные на следующую неделю, – краткосрочный ангажемент на сценехайгейтского «Придворного театра». Пока не решил, что делать с выступлениями в«Астории» (это в Дерби), намеченными на первую неделю июня.

Пытаюсь, по возможности, делать хорошую мину при плохойигре, никому не показывая, что во мне сидит потаенный страх. Если говорить коротко,я боюсь, что никогда больше не смогу выйти на сцену. Последний выпад АльфредаБордена сделал меня полуинвалидом.

Меня осмотрели три врача, включая эскулапа, который посетилменя в лоустофтской гостинице, и моего домашнего доктора в Лондоне. Они в одинголос утверждают, что я здоров, и не находят никаких видимых признаков недуга.Когда я жалуюсь на одышку, они простукивают мне грудь и назначают прогулки насвежем воздухе. Когда я напоминаю, что при подъеме по лестнице у меня заходитсясердце, они прослушивают грудную клетку и рекомендуют соблюдать диету, а такжепоменьше волноваться. Я толкую им, что быстро утомляюсь, а они советуютпобольше отдыхать и пораньше ложиться спать.

Мой постоянный лондонский врач, уступая моим настоятельнымтребованиям провести какие-нибудь объективные обследования, взял у меня анализкрови, но, как я понимаю, исключительно ради моего спокойствия. Через некотороевремя он сообщил, что кровь сильно «разжижена», но добавил, что в моем возрастеэто бывает, и прописал тонизирующую микстуру с высоким содержанием железа.

После ухода врача я сделал самое простое – взвесился.Результат меня ошеломил: оказывается, я похудел почти на тридцать фунтов! Взрелые годы, как правило, я весил около двенадцати стоунов, что составляетпримерно сто шестьдесят восемь фунтов. Вес – это то немногое, что на протяжениидолгих лет оставалось у меня неизменным. Сегодня утром я обнаружил, что вешуоколо ста тридцати девяти фунтов, то есть не дотягиваю даже до десяти стоунов.

Между тем в зеркале я выгляжу, как всегда: лицо неосунулось, глаза не покраснели, скулы не выступают, подбородок не заострился.Правда, вид у меня изможденный, а кожа приобрела землистый оттенок, что дляменя не характерно; однако по виду не скажешь, что я не в состоянии без одышки преодолетьи половины короткого лестничного пролета. Незаметно и то, что я потерял почтишестую часть своего нормального веса.

Это нельзя объяснить никакими естественными илиумозрительными причинами, кроме моего неполного перемещения: электрическаяпередача информации была выполнена лишь частично, что и помешало полномувосстановлению в конце процесса.

Снова козни Бордена привели меня на край могилы!

Ближе к вечеру

Джулия объявила, что видит свою задачу в восстановлении моегоздоровья усиленным питанием, и сегодняшний ленч – недвусмысленное томуподтверждение. Однако, не съев и половины, я совершенно пресытился,почувствовал тошноту и поспешил выйти из-за стола. После этого я немноговздремнул и только что проснулся.