Она пыталась сопротивляться, но я все равно стащил с нее платье и разорвал на две части, чтобы не возникало соблазна надеть снова.

Боже, какая же она… Я готов ее сожрать. Вот так, целиком. Каждую косточку. Белая кожа, плавные линии и соблазнительные изгибы. Хочу ее облизать, прямо сейчас.

Делаю шаг к ней, понимая, что срываюсь в самую пропасть. Но сдерживаться больше нет сил. Хотя бы разок перед тем, как стану ни на что неспособным. Просто опять ощутить вкус ее кожи. Без этого я не смогу.

Наверное, она что-то понимает по моему взгляду, потому что дрожащим голосом приказывает:

— Не смей ко мне приближаться! Даже не думай!

Выбрасывает руку вперед, пытаясь меня остановить, но такая попытка только смешит.

— Ты не знаешь, о чем я думаю.

Черное кружево на белоснежной коже смотрится адским искушением, которому не в силах противостоять даже святой. Сквозь прозрачную ткань просвечивают нежно-розовые ореолы. Под моим взглядом ее соски набухают.

Как я мог думать, что смогу ей противостоять? Что смогу удержаться? Наивно. Глупо и самодовольно.

— Не сопротивляйся мне…

В тихом рыке с трудом узнаю собственный голос. Наверное, ее это напугает. Но я не могу об этом думать. Вообще ни о чем, кроме желания ощутить ее вкус на языке. Совсем немного. Чуть-чуть. Хоть глоток до того, как я стану ни на что негодным.

Я иду к ней, а она отступает, даже не подозревая, что сама загоняет себя в ловушку между мной и кроватью. Ее глаза лихорадочно блестят, когда я тянусь к пряжке ремня. Напуганный затравленный взгляд оказавшейся в капкане жертвы. И этот румянец… расцветает на щеках, как теплый восход солнца. Непередаваемый оттенок. Ей не понять, как она на меня действует. Никогда не понять, что каждое ее движение сводит с ума. Что все в ней идеально и совершенно. Не понять… А я не смогу объяснить. Потому что человек во мне не знает таких слов, а животному не до разговоров.

Я вытаскиваю ремень из шлевок, подходя к ней все ближе, ощущая аромат ее страха и слабости. Для зверя это пьянящая смесь — знать, что твоя добыча дрожит перед тобой, неспособная сопротивляться. Я сильнее, и я это знаю. А ей не остается ничего иного, кроме как подчиниться.

Но она продолжает сопротивляться. Упрямая девчонка.

— Я буду кричать… — Она судорожно вертит головой по сторонам, и ее локоны скользят по щекам, которые уже горят алым. Так легко вообразить, что это совсем по другой причине…

— Здесь полно людей, которые служат МНЕ. Думаешь, они прибегут тебя спасать?

— Я… я… — Паника в ее голосе, взгляде, на ее коже…

Она даже не подозревает, что показывает мне свою слабость, свою беззащитность. Я могу все. Могу делать с ней что пожелаю. И у нее не получится меня остановить. Потому что я хищник, а она — добыча.

— Я пойду в полицию! — Она смотрит на меня с вызовом, который только больше провоцирует.

— Да-а-а? Потом расскажешь, как все прошло.

— Тебе это с рук не сойдет! Не думай, что изнасилуешь меня и выйдешь сухим из воды!

Ее угроза так смехотворна, что у меня не получается сдержать смех. Чувствую себя пьяным до невменяемого состояния. Ухмылка заползает на губы и растягивает рот.

— Мне даже интересно, что ты сделаешь… Но насилия не будет, Марина. Между нами — никогда. Только если ты сама попросишь. Может, однажды тебе захочется поиграть в жертву. Ты попросишь меня, и я с удовольствием тебе подыграю. Но настоящего насилия не будет НИ-КО-ГДА. Ты сама ко мне придешь, я подожду. Я умею ждать. Однажды ты поймешь, чего хочешь на самом деле. Осмелишься признаться в этом самой себе. Как в наших сообщениях. Тогда ты сама придешь ко мне и попросишь порвать твою тугую целочку. Будешь умолять. И я сделаю это. Натяну твою сладкую дырочку и сделаю тебя своей. Но никогда не возьму тебя насильно.

Ее сердце стучит так оглушительно громко. И мое почему-то подстраивается в такт. Как она может жить, когда мышца выбивает такую дробь? Скорость запредельная, даже мне становится трудно дышать. Голова идет кругом от стука двух барабанов. Ей не расслышать, но меня эти звуки добивают окончательно. Мое сердце гонится за ее, стараясь догнать. Даже тут я не могу быть рядом с ней.

Я подхожу ближе, и ее сердце еще больше ускоряет свой бег. Я вижу результат этого — ее румянец становится пунцовым. На виске выступает крошечная капелька испарины. Зрачки расширяются, оставляя лишь тонкий ободок радужки. Настолько тонкий и незначительный, что теряется в черноте. Грудь вздымается, часто и быстро, как будто хочет быть ближе ко мне. («Отбор для Короля волков» X-o-qvIi)

Ее попытку сбежать я предугадываю до того, как эта мысль формируется в ее голове. Когда она бросается в сторону, там уже моя рука. Я обхватываю ее запястье и толкаю на кровать.

Марина сопротивляется изо всех сил. Но неужели думает, что сможет меня побороть? Это даже обидно. Даже не понимаю, как мы оба оказываемся на кровати. Тело действует само, полностью забив на предупреждения, которые орет мозг. Нужно остановиться. Потом ведь пожалею. Снова откачусь назад, пытаясь завоевать ее доверие. Но между нами и так все хреново настолько, насколько может быть. Что я еще испорчу? И без того хуевые отношения? Зато у меня будет это воспоминание и ее вкус.

Поворачиваю ее спиной к себе, как в тот самый первый раз. Она дергается, не понимая, что трется упругой задницей о мой член, даря ласки, от которых я завожусь еще сильнее. Гоню как можно дальше видение того, как по самые яйца всаживаю в нее ствол. Это потом. Потом когда-нибудь. Она сама попросит. Сама придет ко мне. И в этом я буду стоять до конца.

Обвиваю ее запястья ремнем и протягиваю свободные концы сквозь резьбу на спинке кровати. Ее пальцы цепляются за полоску кожи, но это не мешает закрепить ремень так туго, чтобы он даже не сдвинулся.

Когда я тянусь к ее трусикам и начинаю стаскивать жалкий клочок ткани, Марина начинает извиваться еще отчаяннее. Даже не подозревает, как красиво это выглядит. Я точно извращенец, но сейчас жалею, что не установил в спальне камеру. Хочу пересматривать видео — это единственное, что мне останется, пока она решит сдастся. А она точно сделает это не скоро. Просто из вредности.

Марина пытается помешать мне. Ткань трещит, не выдерживая нашей схватки.

Я стаскиваю трусики, обнажая то, что так хотел увидеть снова. Сжимаю ладонью ее упругую попку. Черт, задница у нее потрясающая. Хочется мять ее, а потом выпороть до алых попруг и облизать, успокаивая боль. Кажется, Марина понимает, как действует на меня. Замирает, чувствуя опасность, но тут же снова начинает сопротивляться.

— Сама вынуждаешь меня.

Я даже не пытаюсь смягчить шлепок. Она вскрикивает и вздрагивает всем телом, когда моя ладонь с громким звоном опускается на ее ягодицы. Как гребаный маньяк, любуюсь отпечатком своих пальцев, проступающим на бледной коже. Нежно глажу место удара, дожидаясь, пока она перестанет дрожать. Эта игра заводит еще больше. Она тяжело дышит, шепча, как ненавидит меня. Проклинает и надеется, что я сдохну. В этом тоже есть что-то безумное. Я кайфую от ее голоса. От ненависти звучащей в нем. От того, что это все принадлежит мне. Столько ярких сочных чувств, которые я могу пить без остановки.