— Что это? — спросила стоявшая рядом со мной на восточной сторожевой платформе Нимуэ.

— Знамя Гундлеуса, — ответил я и увидел удивление в глазах Нимуэ, потому что Гундлеус был королем Силурии и союзником Горфиддида Повисского, заклятого врага Думнонии. — Он взял мою мать, а его друид швырнул меня в яму смерти.

Я плюнул в сторону дюжины поднимавшихся на Тор мужчин. Среди них был Танабурс, друид Гундлеуса и мой злой дух. Этот высокий старик с заплетенной в косички белой бородой и длинными белыми волосами, сбритыми на лбу, как это делали друиды и христианские священники, вдруг на середине склона скинул плащ и начал охранный танец на тот случай, если Мерлин заклял ворота. Нимуэ, глядя на скачущего старика, тоже сплюнула и побежала к дому Мерлина. Она что-то крикнула о грозящей нам опасности.

Никакой опасности я не видел. Бедвин приказал распахнуть ворота и радушно встречал гостей на вершине Тора. Моргана с утра удалилась, но Друидан и Лигессак уже выстраивали своих стражников, голый Пеллинор выл на облака, Гвендолен выплевывала беззубым ртом проклятия на голову Бедвина, а дети с любопытством глазели на пришельцев. Линует, ирландский найденыш, открыл загон со свиньями Друидана, и Танабурс был встречен неистовым визгом.

Но друида этим не испугать. Танабурс в грязном сером платье, вышитом зайцами и полумесяцами, три раза поднял к солнцу посох с навершием-луной и завыл на башню Мерлина. Он выл долго и монотонно, отгоняя от Тора невидимых врагов.

Потом несколько секунд была тишина, только шелестели знамена и слышалось тяжкое дыхание воинов, карабкавшихся по крутому склону.

— Кто это? — спросил подошедший ко мне писец Мерлина Гудован. Зябнувшие руки его были замотаны в испачканные чернилами тряпицы.

Ответом на вой Танабурса был пронзительный визг, долетавший из дома Мерлина. Я знал, что это Нимуэ. Танабурс залаял лисицей, коснулся своих гениталий, сотворив знак зла, и принялся скакать к дому на одной ноге. Через пять шагов он снова завыл. Ответа не последовало. Тогда, встав на обе ноги, он позвал своего хозяина:

— Опасности нет, мой повелитель! Идите, король!

— Король, — хихикнул Гудован.

Я удивился и спросил, с чего это Гундлеус, тайный враг Мерлина, появился здесь. Писец почесал спину и пожал плечами.

— Политика, мой мальчик, политика.

— Объясни, — попросил я.

Гудован вздохнул, поглядел на меня как на последнего тупицу, потом заговорил:

— Норвенне надо выходить замуж. Мордред еще младенец, которого нужно опекать, а кто лучше короля сделает это? И почему бы не превратить вражеского короля в друга Думнонии? Вот и ответ. Если бы ты дал себе труд подумать, не отнимал бы у меня время. — Он дал мне легкий подзатыльник. — А разве ты не должен сейчас заниматься подсчетами для Хьюэла?

Я отмолчался и продолжал наблюдать, как Гундлеус и его стражники скользят на жидкой грязи, пропуская в ворота короля. Силурский король, этот высокий, крепко сбитый человек, был совсем молодым, когда его всадники схватили мою мать, а меня кинули в яму смерти. Но дюжина лет, прошедших с тех пор, не состарили его: король по-прежнему был красив, с длинными черными волосами и густой бородой. На нем был лисий плащ, доходившие до колен сапоги, красно-коричневая туника и меч в красных ножнах. Его могучие воины возвышались над жалким сборищем искалеченных копьеносцев Друидана. Силуры были с мечами, но без копий и щитов, показывая тем, что они пришли с миром.

Когда Танабурс проходил мимо, я отпрянул, хотя вряд ли он мог узнать во мне того колченогого младенца, которого кинул в яму смерти. Надо мной мелькнули мутные голубые глаза силурского друида, его вислый нос и слюнявый рот. Он шаркал впереди своего короля, и сухо постукивали вплетенные в его волосы маленькие косточки. Рядом с Гундлеусом вышагивал епископ Бед вин, взахлеб твердивший о той чести, какой удостоился Тор. Двое силурских стражников несли тяжелый короб с подарками Норвенне.

Процессия втянулась в дом. Люди Лигессака преграждали путь всем остальным, но те, кто вырос на Торе, знали, как пробраться в дом Мерлина. Я вскарабкался на кучу бревен с южной стороны, отвернул одну из кожаных занавесок на окне, свалился на пол и затаился за плетеным сундуком с праздничными одеждами.

Норвенна сидела на деревянном стуле в центре зала. Красивой вдовая принцесса не была, но какое значение имело то, что лицо у нее было круглым, как луна, глазки — поросячьи, узкий рот — с кисло опущенными уголками губ, а кожа изрыта оспинами? Великие люди женятся на принцессах не из-за личика, а ради той власти, которую получают в приданое. И все же Норвенна приготовилась к визиту. Ее обрядили в бледно-голубой шерстяной плащ, падавший на пол складками, в темные волосы вплели цветущий терн и косы обернули вокруг головы. На шее Норвенны поблескивал золотой торквес, запястье тяжелили три золотых браслета, а между грудей свисал простой деревянный крест. Одной рукой она нервно теребила крест, в другой лежал запеленутый в золотистый плащ наследник Думнонии принц Мордред.

Король Гундлеус едва взглянул на Норвенну и развалился на стуле с таким видом, будто ему давно наскучила вся эта суета. Танабурс носился от колонны к колонне и бормотал заклинания, брызгая слюной. Трещали зажженные в двух концах зала костры, дым клубился под крышей. Нимуэ нигде не было видно.

Гостям подали вино, копченую рыбу и овсяные лепешки. Епископ Бедвин произнес речь. Он объяснил Норвенне, что Гундлеус, король Силурии, направляясь с миссией дружбы к верховному королю, проезжал мимо Инис Видрина и соизволил нанести визит принцу Мордреду и его матери. Король привез дары, сказал Бедвин, и тут же по взмаху руки Гундлеуса два стражника поднесли к ногам принцессы короб. Дары выложили на ковер. Норвенна не произнесла ни слова. Она с сомнением глядела на подарки, которые, по правде говоря, не впечатляли. Из шкуры оленя можно было бы сделать пару перчаток, и только; шкурки выдр были хороши, но у Норвенны в плетеных корзинах лежали и получше, а торквес вокруг ее шеи был раза в четыре тяжелее того, что преподнес король. Гундлеус ждал. Епископ Бедвин лучезарно улыбался. Танабурс старательно оплевывал колонну защитной слюной.

Неловкую тишину нарушил Бедвин:

— Подарки великолепные! Редкие, по-настоящему щедрые, король-повелитель.

Норвенна кивала. Ребенок заплакал, и Ралла, кормилица, унесла его в угол, где успокоила грудью.

— Наследный принц здоров? — впервые заговорил Гундлеус.

— Хвала Господу и Его святым, — ответила Норвенна.

— Его левая нога выправилась? — бесцеремонно спросил Гундлеус.

— Он сможет ездить верхом, владеть мечом и сидеть на троне, — твердо проговорила Норвенна.

— Конечно, конечно.

Гундлеус мельком глянул на сосущего младенца, улыбнулся, потом раскинул длинные руки и оглядел зал. О женитьбе ничего не было сказано. Да и не здесь и не у Норвенны спрашивать. На то есть Утер.