Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мам, ну ты чего? Все будет хорошо, слышишь?
Мать отстранилась и взглянула на дочь по-новому.
– Да, так и будет. Я им не позволю. Не позволю!
– Не позволишь чего?
Та проигнорировала вопрос:
– Девочка моя, ты должна бежать. Прямо сейчас, времени на сборы нет. И как можно скорее! Я покажу тебе выход и напишу записку твоему брату. Беги к нему и старайся избегать освещенных улиц. Ты все поняла?
– Нет, мам, я ничего не поняла! Что, черт побери, тут происходит? Почему я должна бежать? И от чего?
– Нет времени объяснять. Все, что я могу сказать – ты в списке. Считай, что приговорена. Но этого не будет! Я тебя спасу, чего бы мне это ни стоило. Идем же! Идем! Вот, держи, – с этими словами мама достала из ящика и протянула ей массивную сумку на длинном ремне.
– Что это? – спросила девушка.
– Экстренный набор. Тут плащ, сменное белье, деньги и другие мелочи. Сама разберешься. Не забудь на улице закутаться в плащ.
– Мам, ты что, хранишь в лаборатории сумку на случай побега? Это вообще нормально?
– Девочка моя, ты еще многого не знаешь о Корпорации. Не спрашивай, всему свое время.
Ама не стала спорить. Как и любой изнаночник, она умела рассчитывать вероятности. И вероятность того, что ее мать в таком состоянии сможет что-то объяснить, стремилась к нулю. Женщина быстрым шагом подошла к своему столу, схватила перо и застрочила послание. Потом свернула лист конвертиком, поставила печать, капнув при этом горячим воском себе на пальцы, и сунула бумагу Аме. Та спрятала конверт во внутренний карман и молча пошла за матерью, которая уже тянула ее за руку.
Они прошли через лабораторию, вошли в подсобку, заполненную зельями, травами, корешками, порошками и странными амулетами. На каждой мелочи красовался ярлык, подписанный каллиграфическим почерком матери. Она уверенно прошла через все длинное помещение, подошла к дальнему стеллажу, ощупала его боковую стенку и что-то нажала. Раздался звонкий щелчок, и шкаф отъехал в сторону. За ним обнаружился проход. Мать поманила Аму:
– Давай, девочка, иди. Там один ход, никаких разветвлений. По нему ты выйдешь на Главную площадь. С нее сразу свернешь в Тенистый переулок. Оттуда дворами доберешься до Северной заставы. Найди брата и передай ему письмо, дальше он все сделает сам. Ты поняла?
– Да, мам. Но, может, ты все же расскажешь, что происходит?
– Нет времени. Но обещаю, я все тебе объясню, если мы еще раз встретимся.
– Если? Мам, ты снова меня пугаешь!
– Ничего не бойся, девочка моя. Уходи скорее!
С этими словами она обняла дочь, поцеловала ее на прощание, сунула ей в руки фонарь с несгораемой свечой и с силой толкнула в проем. Раздался новый щелчок, и стеллаж встал на место. Ама осталась одна, растерянная и напуганная. Ею овладевала паника. Признаться, девушка совсем не умела бороться со страхом. Изнаночники вообще редко его испытывают, да и то лишь тогда, когда вероятность угрозы превышает семьдесят пять процентов. Но как высчитать вероятность, если не знаешь, откуда исходит угроза?
Ноги стали мерзнуть. Такой холод не ожидаешь встретить летней ночью, вероятно, посудила Ама, ход начинался глубоко под землей. Тягостные размышления ни к чему не привели, отчего пришлось выбрать единственный возможный путь – наверх, к Главной площади.
Мать оказалась права. Тоннель ни разу не разветвлялся на всем пути. Впрочем, к концу он стал так сужаться, что лучше бы он разветвлялся. Вот уже с полчаса Ама шла, согнувшись в три погибели, хотя и не могла похвастаться высоким ростом. А выход из тоннеля оказался таким узким, что девушке пришлось протискиваться боком. Так вот чего все магистры такие худые – подумала она, – Толстяку пришлось бы поворачивать обратно.
Ама вынырнула на улицу как раз между двумя домами на краю площади. Ничего себе, все это время она даже не замечала, что между ними есть расстояние, не говоря уже о подземном ходе! Площадь стояла укутанная в ночную тишину. По близости никого не было видно, но девушка решила не рисковать. Достала из сумки плащ, укуталась в него поглубже и кошачьей поступью отправилась по краю площади, стараясь не выходить из тени и держаться на границе света – там, где контраст такой разительный, что темнота кажется особенно черной.
Давно она не бродила по ночному городу. Ребенком она часто сбегала из дома после комендантского часа и исследовала темные извилистые улочки, но после поступления в Академию стиллеров ее ночные прогулки сошли на нет. А ведь Ама их так любила! Но сейчас память услужливо подсказывала, где тени длиннее, а улицы – безлюднее. И теперь она бесшумно скользила между домами, огибая кольцо вокруг Главной площади. Здесь сходились сектора цветных кварталов. Ама вышла на границе с Фиолетовым кварталом, и теперь стремилась к Зеленому, на другом конце которого ее ждет Северная застава.
Путь к Зеленому кварталу занял больше часа. Ама взглянула на часы и ускорила шаг – надо успеть на заставу до рассвета, пока на улицу не высыпали торговцы и прочие ранние пташки. Чтобы сэкономить время, пришлось использовать самый быстрый путь, а он пролегал по широкому Большезеленому проспекту, который стрелой пронзал весь квартал и упирался прямиком в заставу. К счастью, фонари опять горели через один, а то и через два, так что недостатка в темных участках не было. Несколько раз на пути встречались такие же блуждающие горожане в темных плащах, но раз за разом они свято чтили «ночное правило»: вышел на улицу ночью – делай вид, что никого не видишь, и тебе ответят взаимностью.
До заставы Ама добралась как раз вовремя: небо на востоке уже начало светлеть. Девушка давненько здесь не бывала, но все осталось неизменным. Над ней нависала все та же серая и безвкусная громадина заставы, что и раньше – целых пять этажей! На всем первом в окнах горел свет. Ама на цыпочках подкралась поближе и по очереди начала заглядывать в окна, пока не нашла, что искала – своего брата. На удачу, он был один в маленькой комнате. Девушка постучала по стеклу. Брат повернулся, увидел Аму, подбежал к окну, распахнул створки и помог сестре забраться внутрь.
– Ама, ты чего в такое время?
– Меня мама к тебе отправила. Держи, – девушка протянула записку от матери.
Брат сломал печать, быстро пробежал глазами по тексту. Его лицо приобрело столь решительное и сосредоточенное выражение, что
