Правильно, Кира! Но я даже не считаю, что он может хорошо выглядеть. Помнится, тогда он был в старой потрепанной кожаной куртке и небритый, с трехдневной щетиной. А уж сколько дней он не причесывался, даже и сказать невозможно. К тому же Вадим довольно высокий и широкоплечий, с массивной фигурой, и меня это ужасно пугало. Вот мой Вернер намного привлекательнее. Он бреется каждый день и ходит только в глаженых рубашках. И хотя его длинные волосы кажутся всегда чуточку растрепанными, он все же регулярно причесывает их щеткой. К тому же Вернер не такой верзила, как этот Вадим. У него нормальный рост, удобный для кошек, – если я встану на задние лапы, то достану головой до его руки. А в ней часто бывает что-нибудь вкусненькое, но если и нет, я могу просто приласкаться. Короче, если Анне захочется выпить кофе с каким-нибудь мужчиной, то уж лучше с моим Вернером. Да она и сама должна это понимать!

И я вот что еще подумал. Конечно, я вообще не очень хорошо знаю людей, и тем более женщин, но, может, Анну нужно подтолкнуть в нужную сторону? И это должен сделать один небольшой черный кот? Святые сардины в масле, что за беспокойная жизнь! Все приходится делать самому!

Последующие дни побили все рекорды по отсутствию всяких событий. Анна больше не ходила пить кофе с Вадимом, тем не менее Вернера все равно не покидало плохое настроение, а я просто валялся на диване, много спал и время от времени находил в своей миске положенные бабушкой угощения. Короче, все шло так, как я всегда и мечтал. Ну, за исключением плохого настроения у Вернера – но ведь полного благоденствия на свете никогда не бывает.

За это время я даже привык не отходить от бабушки, когда она стряпала, потому что тогда мне доставалось что-нибудь вкусненькое еще до того, как оно попадет в тарелки моих соседей по квартире. (А ведь раньше бывало и так, что они все съедали и мне ничего не доставалось.) Ясное дело, от этого я не становился стройнее и спортивнее – но не беда: ведь, как оказалось, у нас не предвиделось никаких секретных операций. Лучше быть сытым котом, чем голодным детективом!

Кстати о детективах: плохое настроение не покидало еще и Тома. Вероятно, он не мог примириться с тем, что Кира и Паули не хотели расследовать вместе с ним кражу сейфа из соседней школы. Когда я в очередной раз пришел с Кирой в кафе-мороженое «Айсмари», вид у Тома был кислый, и его не взбодрило даже вкусное мороженое-спагетти, которым угостила его Кира. (Себе она купила шоколадный напиток.)

– Вот, гляди! – угрюмо буркнул он, подходя к ее столику. И тут же выложил на него кучку бумажек.

– Давай сначала поздороваемся, – засмеялась Кира. – Это хорошо, что ты нашел время прийти сюда. – Кира пригласила Тома в «Айсмари», чтобы отблагодарить его за помощь по математике – она получила «хорошо с плюсом». – Что это? – спросила она и с любопытством взяла со столика один из листков.

– Тут информация о всех здешних общеобразовательных школах. Их в Гамбурге триста тридцать девять. До других школ я еще не добрался. В основном я смотрел в Интернете, есть ли в них столовые и можно ли там платить наличными. А если чего-то не находил, то звонил и спрашивал.

– Общеобразовательных школ? – Лицо Киры выражало большой вопрос, да и я, разумеется, тоже не понял, что имел в виду Том. Я-то думал, что в любой школе ученики получают общее образование, если не прогуливают занятия. Меня поразило, что существуют и другие школы, к которым это не относится. Тогда зачем туда вообще ходить? Не разумнее ли сидеть дома?

Но Том рылся в бумажках, не обращая внимания на Кирин вопрос:

– Ты должна это посмотреть! Тут все ясно: преступники совершили четыре кражи – и все в больших школах с большими столовыми. Там, где действительно могли скапливаться большие бабки. Поэтому воры всегда приходили вечером в четверг: в это время сейф набит, а выручку в банк еще не отвезли, потому что ее отвозят в конце недели.

Кира громко втянула через соломинку холодный шоколад и задумчиво посмотрела на Тома.

– Хорошо, с этим понятно. Но я не понимаю другое: как ты собираешься вычислить, какая школа будет следующей? Если воры вообще решатся на новое ограбление. Может, больше ничего не произойдет, а преступники прогуливают сейчас награбленное на Карибах.

Том помотал головой:

– Я так не думаю. Для Карибов денег маловато. Они ограбили четыре школы и в каждой забрали в среднем по пять тысяч евро. Значит, всего у них сейчас около двадцати тысяч.

Да? У этих воров действительно столько денег? Это много или мало? А сколько денег нужно на Карибах? И вообще – где это находится? Близко от Гамбурга или далеко? Я терся о ноги Киры, нервно шевелил хвостом и размышлял, почему для людей деньги играют такую важную роль. Иногда мне даже кажется, что для некоторых из них это самое главное в жизни! Но это какая-то бессмыслица, клянусь своими роскошными усами! Деньги ведь нельзя есть, они несъедобные. Деньги не присядут возле меня, когда я одиноко лежу на своей подушке, не погладят меня по шерстке, когда мне грустно. Другими словами, деньги – это всего лишь бумага или металл. И все-таки люди сходят из-за них с ума. Я сам это наблюдал: иногда, когда речь заходит о деньгах, у некоторых в глазах появляется лихорадочный блеск, словно они думают об огромной вкуснейшей порции паштета из гусиной печенки. Или словно у них высокая температура…

Кира вздохнула:

– Но даже если это так – что дальше?

– Тебе в самом деле интересно? – спросил Том с заметным недоверием.

Кира кивнула.

Лицо ее одноклассника засветилось от радости:

– Я почти уверен, что следующей школой, откуда «сбежал» сейф, станет школа «Гутенберг»[2] на Сабиненштрассе.

– Почему?

– Просто чистая статистика. Грабители начали с самой большой школы. А потом шли по списку сверху вниз. Я проверил, это не может быть случайностью.

Кира вытаращила глаза от удивления. На меня слова Тома тоже произвели впечатление.

– С ума сойти! И полиция этого не заметила?

Том пожал плечами:

– Не знаю. Похоже, они из-за деревьев не видят леса. Или у них нет такого же хорошего, как я, криминалиста.

– Кого-кого?

– Криминалиста. Ну ты ведь знаешь – вот как в американском сериале «Морская полиция». Это специалист, который по следам, обнаруженным на месте преступления, может составить точный психологический портрет преступника и предугадать, что тот будет делать дальше.