Вы знаете, как глубоко я сожалею о многих необдуманных решениях, принятых мною в то время, и я искренне надеюсь, что ни одно из этих решений не станет для вас проблемой в настоящее время. Я импульсивно подала на развод без вашего ведома, а затем мне посоветовали подать заявление о жестоком обращении. Я сожалела и до сих пор сожалею об этом решении и отозвала эти обвинения более тридцати лет назад. Вы не были жестоки.

Я точно подтвержу всем, кто спросит, что никакого насилия не было. У нас был жаркий спор. Мы оба наговорили друг другу такого, о чем сожалеем до сих пор. Я всегда была благодарна за то, что мы смогли простить друг друга за ту боль, которую причинили.

Так много "сожалений" - четыре (включая однокоренные) в двух абзацах. Письмо продолжается, с нарастающей убежденностью:

Мы с тобой давно все решили. Мы оставили это в прошлом и теперь наслаждаемся тем, что я считаю любящими и уважительными отношениями. Это свидетельство вашей честности и милосердия. Это было бы невозможно, если бы вы были жестоким или агрессивным мужем. Но вы им не были. Я желаю вам удачи во всех ваших начинаниях. Я знаю, что вы станете отличным дополнением к команде Трампа". ( Fenske 2016 )

Теперь вы понимаете, почему сенаторы, посмотревшие запись шоу Опры и прочитавшие письмо, могли подвести черту.10 Поворот назад, к ее бывшему мужу, поражает. Это не объяснение, а то, что логики называют доказательством возможности: возможность того, что женщина могла написать такое письмо, появившись на шоу Опры под видом "Энн", чтобы произнести слова, приведенные в процитированных отрывках. В дополнение к этому Лиза Хеннинг (в роли "Энн") пояснила: "Большинство мужчин, занимающих подобные должности, не оставляют следов. Те повреждения, которые я получила, вы не сможете увидеть. Это постоянный, необратимый ущерб. Но следов нет. И никогда не было".

И до сих пор нет. Но женщины, которая произнесла эти слова, больше нет. Перечитайте предыдущие отрывки. Она так старалась удержать другой фокус и перспективу: себя над своим бывшим мужем. Она нашла слова. Она говорила слова. И каким-то образом, где-то, она потеряла их - или ее заставили их съесть.

Это утверждение и отказ от показаний: каждый конкретный случай может иметь любое количество объяснений, в том числе и то, что первоначальное свидетельство на самом деле было ложным. Но если собрать эти и другие подобные случаи вместе, можно заподозрить некую закономерность. Часть мужского господства, особенно со стороны наиболее привилегированных и влиятельных, похоже, заключается в захвате контроля над повествованием - а вместе с ним и над ней, принуждая ее к согласию. Это не совсем уважение: скорее, это очень похоже на моральную цель газового освещения, согласно освещающему его описанию Кейт Абрамсон (2014).11 Возможность независимой точки зрения жертвы уничтожена, по крайней мере, когда речь идет об определенных темах. Она обязана согласиться с ним; она может не только поверить, но и принять и рассказать его историю.

В некотором смысле это продолжение общего способа действий таких могущественных и властных агентов: издание заявлений, в которых просто оговаривается, чему будут верить, а затем рассматривается как официальная версия событий на будущее. Его мироуправляющие заявления (убеждения на поверхности, команды под ними) направлены на умы и требуют от людей изменить их: принять управляемые миром состояния (то есть убеждения, по крайней мере, якобы), которые, как обычно считается, мы не можем принять добровольно. Чтобы сформировать убеждения, нам обычно нужны аргументы, доказательства или что-то в этом роде: что-то, что подтверждает истинность того, во что следует верить, а не только практическую выгоду от этого. Независимо от того, можем ли мы действительно изменить свое мнение по требованию таким образом или нет (а я подозреваю, что это, к сожалению и недоумению, возможно), не только Его воля будет законом, но и Его слово будет Евангелием.

AIMS

Это знакомый тезис, даже, пожалуй, клише: в политике важны слова, несущие моральную нагрузку: "изнасилование" и "удушение" - одни из них. Однако это не просто название проблемы (см. Friedan 1963 ). Когда слова имеют серьезный моральный или юридический смысл, это может стать мотивом или предлогом для тех, кто отказывается их применять. Этого не может быть. Он не такой. Выдвигаются разные смыслы этого понятия; больше, чем мужчинам снилось до того, как они стали объектом подобных обвинений. Поэтому необходимо отстаивать свое право использовать их для обозначения морально серьезных проблем, учитывая риск того, что это потенциально подлинное право может быть подорвано.

Термин "женоненавистничество", на мой взгляд, является ярким примером; это слово необходимо нам как феминисткам, и мы рискуем его потерять. Таким образом, эта книга призвана стать оплотом против газового освещения на этой арене: выкачивания тепла и света из проблемы женоненавистничества как в частной жизни, так и в публичном дискурсе, и сопутствующего отрицания.

Возникает вопрос о том, какими целями и амбициями следует руководствоваться при написании книги о столь масштабной и чреватой проблемами теме, как женоненавистничество, - тем более что это первая книга, написанная человеком с моей подготовкой, о чем говорится в предисловии. Ограничивающим фактором для моего авторитета является мое собственное (весьма привилегированное) социальное положение и связанная с ним эпистемическая позиция или точка обзора. Меня также ограничивает вид объектива, который я могу применить к предмету исследования, поскольку я обучалась моральной и феминистской философии, а не психологии, социологии, гендерным исследованиям, антропологии или истории, например12 .12 Я часто буду высказывать свое собственное мнение о том, считаются ли те или иные спорные случаи женоненавистничеством, согласно моей концепции. Но имейте в виду, что здесь часто есть место разумным разногласиям, и вам не обязательно соглашаться с каким-то конкретным моим вердиктом, чтобы моя главная цель была достигнута. Я хочу предложить полезный инструментарий для постановки вопросов, ответов и дебатов, а также предоставить место для подробных, содержательных рассказов о женоненавистничестве, затрагивающем определенные группы девушек и женщин.

В первой части книги я попытался построить то, что можно представить как своего рода концептуальный скелет: общую схему, в которой мизогиния понимается с точки зрения того, что она делает с женщинами. А именно, я утверждаю, что мы должны думать о женоненавистничестве как о служении поддержанию патриархального порядка, понимаемого как одна из ветвей среди различных подобных систем господства (включая расизм, ксенофобию, классизм, эйджизм, аблеизм, гомофобию, трансфобию и так далее). Мизогиния делает это, навязывая враждебные или неблагоприятные социальные последствия определенному (более