– Ну что ты Глашенька, – стало ему её немного жаль, – не плачь, а если уж надо, то лучше поплачь, легче будет, сама знаешь.

– Знаю, да, знаю, и что, что с того то? Что изменится, – продолжала она кричать, потихоньку успокаиваясь.

– Эх вы, как всё непросто. Как говорилось где-то: «Однажды твой лучший друг убьёт тебя», а у нас: «Однажды твоя лучшая подруга уведёт твоего парня», – сказал он, внимательно всматриваясь, успокоилась она или ещё нет, – успокоилась?

– Да.

– Я вот…

– А ты ведь любил меня? – перебил она Славу.

– Что?

– Любил, я знаю.

– Не говори ерунды.

– Мы с девчонками поняли это сразу. Ты дрожал при моём появлении, ты не мог смотреть мне в глаза, и даже разговаривать со мной.

Слава немного потупил голову, и присев на стул, полностью откинувшись на его спинку, ответил:

– И что? Даже если и есть процент того, что это сущая правда, это всё пережиток прошлого, пустяк, – сказал он, махнув задней стороной ладной в сторону.

Глаша вдруг, не спустя и мгновения, подошла к нему, и поставив свою ногу на стул прямо между Славиных колен, облокотилась об неё руками, и приблизилась к нему своим лицом.

– И что ничего нельзя…

– Ничего нельзя, – перебил он её, вскочив, и немного оттолкнув от себя, – не вернуть, не навернуть, всё в прошлом, и мне…

Не успел он договорить, как Глаша резко обняла его, обвив ногами и руками, прижавшись своей щекой к его уху.

– Мне противно, – взбунтовался Слава, пытаясь освободится от её хватки, что становилась всё интимней и крепче, пока они оба не рухнули на пол.

– Знаешь что? – немного освободившись с помощью падения, и схватив Глашу за скулы, прорычал он, – иди к своему Мухамедярову, раз ты ушла с ним, раз тебе нужен был он, а не я.

Глаша вновь расплакалась, но будто бы не от душевной боли, а как плачет невеста, от испытания первой брачной любви. Она совсем не перестала бороться со Славой, у которого всё никак не получалось от неё отделаться. Казалось, когда он освобождался от её рук, его тут же обвивали её ноги, а когда он освобождался от ёё ног, то тут же оказывался в плену её рук, и так было по кругу. Наконец Слава схватил её за голову, очень аккуратно, можно сказать, даже нежно, саданул её затылком об пол, из-за чего её хватку тут же ослабла. Получив некоторую свободу, он оказался в невесомости, и сию же секунду повалился своим лицом и руками на Глашену грудь. Чувство противного смешалось с инстинктивным, но ещё работающий разум Славы заставил его высунуть ноги из Глашиного капкана, и отринуть в сторону. Глаша лежала неподвижно. Она была жива, и с ней всё было в порядке. Она просто была повержена.

– Бить женщин, как можно? – простонала она, смотря в потолок.

– Ты не женщина, ты демон, нет, падший ангел, – промямлил он, запыхаясь, поползя в сторону коридора.

– Стой! – как будто моля, полностью повержено, прокричала она, схватив с края столешницы канцелярский нож, набросившись с ним на Славу.

Слава, пытающийся в этот самый момент встать, резко развернулся в её сторону, из-за чего она тут же ранила его в руку. Острый край ножа на пол сантиметра вошёл в его левую ладонь между костяшками среднего и безымянного пальцев. Это то, наверное, и было самым страшным. Слава не почувствовал невыносимой боли. Кровь его капала на пол. И лишь смотрящие друг на друга взгляды Славы и Глаши, наполненные полным шоком недопонимания, сотрясали тишину своей хрустальной динамикой.

Слава отодвинул свою руку, тем самым вынув окровавленный кончик ножа, что всё также, не переставая, замерев на своём месте, держала Глаша. Он с ужасом посмотрел на свою руку, расправив её прямо перед лицом Глаши, после чего резко встал и обмотал свою руку бинтом, лежащим на той же столешнице. Сходив за своей сумкой в прихожую, Слава подошёл к ней, и слегка приподняв за плечо, сказал:

– Не надо, прошу тебя, не надо. Всё ещё буде, всё. Извини меня, но прощай.

После чего он резко развернулся, и быстрым шагом покинул квартиру, громко захлопнув за собой дверь, от чего Глаша невольно вздрогнула, всё также сидя на коленях, и теперь уже в обеих руках держа свой окровавленный нож, с которого всё ещё капала свежая кровь.

– Ну почему? – тихо спросила она, продолжив плакать, уставившись в пустоту.

Одна из её слёз случайно упала на лезвие, перемешавшись с кровью, и уже одной целой каплей рухнула на пол.

Глава 10. «Завещание»

Ужасное и навязчивое чувство преследовало Славу по дороге домой. И как раз, за десять минут до Славиного прихода, в его комнату зашёл Вова.

– Не волнуйтесь Антонина Матвеевна, я лишь заберу свои гири. Так уж вышло, одолжил больше года назад, а сейчас вдруг срочно взяли, да понадобились.

– Ну хорошо, забирай, раз уж они твои, но может всё-таки дождался бы Славу, он вроде скоро придёт, а то я даже и не знаю, где они лежат.

– Да нет, тороплюсь, тем более, чё бы он их прятал? – Сказал он, разглядывая Славину комнату, почти такую же, как и тогда, когда он бывал здесь год назад.

Всё тот же диван-кровать, шкаф для одежды и других вещей, старый советский стул, задвинутый в письменный стол, заставленный несколькими стопками разнообразных пронумерованных авторучкой тетрадей.

– Вот же они, – сказал Славина мама, показав на левую ножку письменного стола, рядом с которой и лежали гири.

– Ах да, вот же они, – ответил Вова, медленно потянувшись за гирями, заметив довольно приметную синюю коробку, стоявшую в боковом отделении стола.

– Может, всё-таки дождёшься его? – спросила она, устремившись на кухню.

– Нет, я потом ему позвоню, – пробормотал он, судорожно открыв коробку, в которой оказались Славины документы.

Но вовсе не документы заинтересовали его, а лишь единственный конверт, по непонятным причинам, оказавшийся на самом верху кучи различных справок и папок файл наполненных конторскими бумажками. На конверте было размашисто написано: «Завещание. Открывать, только если я умер. Малых Вячеслав Александрович. 06.04.2020». В низу надписи расположился Славин автограф, состоящий из размашистой «П», и встроенной в неё «В».

– То, что нужно, – прошептал Вова, пришедший не только за гирями, а в основном для того, чтобы раздобыть что-нибудь, что могло бы дискредитировать Славу.

– Ну что ты там, взял гири? Будешь всё-таки ждать Славу, или нет? – спросила его Антонина Матвеевна, вернувшись в Славину комнату.

– Да нет, мы с ним сегодня ещё увидимся, – ответил он, выпрямившись