— И тебе привет, папа. С чего ты решил, что я захотела домой? — черти что творится, меня опять терзают смутные сомнения.

— Считай, что это отцовская интуиция.

— Значит она у тебя плохая. Потому что я в прекрасном коттедже, в хороших условиях и в приличном обществе. Мне здесь очень нравится, ясно?

— Ясно. Еще раз отключишь телефон-я тебе задницу отобью. Даже если мы с тобой ссоримся или ты как последняя соплячка убегаешь из дома, это не значит, что надо выключать телефон. Так не делают взрослые люди, Аня. Это ребячество, — взрослые люди, тепличный цветочек, городская лялька… как же вы меня все достали! — Чего ты молчишь?

— Я не выключала телефон, он просто сел.

— Ну что тоже не новость, заряжать вовремя технику, ты так и не научилась.

— Хватит, папа. Достало все! Не надо меня лечить, как будто мне пятнадцать лет. И домой я до учебного года не вернусь. Я уже нашла себе работу и жилье, съел?

— Съел. Буквально двадцать минут назад на пару с мамой ведерко шоколадного мороженого. Очень вкусно.

— Передавай привет маме и звони мне исключительно по делу, а не поупражняться в искусстве «как потроллить собственную дочь».

Сбрасываю звонок и кидаю телефон на диван. Господи, ну как в один день можно было чувствовать себя самой счастливой девушкой, и через несколько часов почувствовать себя таким ничтожеством?! Пожалуй, на этот вопрос мне не ответит никто.

Подхожу к окну, одергиваю тюль и смотрю на проливной дождь. А потом взгляд сам собой падает на маленькие домики, что-то типа сарая. Наверняка, там и живут бедные свинюшки. А может и куры имеются или козы. Господи, ну я и ханжа, колбасу уплетаю за обе щеки, а тут прям бедные свинюшки. Ну давай, Аня, возненавидь еще саму себя. Интересно, а этот Купидонов богатый по меркам этого места? Судя по участку-да. У него конца и края нет. Поди еще и выращивает что-то. А женщины в доме нет. Что само по себе странно, такой торс простаивать в одиночестве не может. Хотя, есть вариант, что женщина с мясорубкой и есть его отдушина. Это все, конечно, интересно, но на кой черт я об этом вообще думаю?! Мне бы машину найти, хоть немного денег и все же утереть нос папе, а не о чьей-то личной жизни размышлять.

— Мясо-то ты ешь? Или из рода вегетарианцев? — слышу позади уже знакомый голос.

— Я из рода обжор, у которых, к счастью, прекрасный обмен веществ. Так что да-ем.

— Удивляешь. Ужин скоро будет готов.

— Спасибо. Скажите, Илья, а я могу у вас переночевать? — молодец, Аня, приобретаешь уверенность на глазах. — У меня на карте должно быть пару тысяч, я как только попаду в город вам заплачу.

— Ну, если тебя устроят условия, в которых я тебя поселю-можешь. Ну и твои пару тысяч мне, конечно, не нужны.

— Значит вы не против. А другие домочадцы не подумают ничего такого?

— Другие мои домочадцы, — копируя мою интонацию, произносит по слогам Илья. — Не доросли до того, чтобы быть против.

— Хорошо. Можно пока присесть на диван? — стараясь казаться дружелюбной, интересуюсь я.

— Можно.

Обхожу грозную махину и присаживаюсь. Громко выдыхаю и тут же подо мной что-то щелкает.

— Я немного вешу. Это что-то… что-то не то с диваном.

— Да. Ты, наверное, сломала пружину, — не скрывая улыбки, выдает Илья и присаживается рядом со мной.

— Простите. А знаете, на самом деле я ехала на машине отдыхать загород в снятый друзьями коттедж. Остановилась, чтобы кое-что сделать и в этот момент у меня угнали машину.

— Кто?

— Конь в пальто. Они представились, отдали мне свои паспорта, сели в машину и угнали ее, так что ли? Ну и кто из нас теперь дурак?

— Предположим, никто. Достаточно сказать где это произошло, сколько людей ты видела, может заметила какие-то приметы и прочее.

— Недалеко от того места, где вы меня испугали. Трое подъехали на старинной ржавой «Ладе», двое из них выбежали и вскрыли моего желтопузика. Примет я особо никаких не помню, один был в кепке вроде. Ну и все.

— Ясно. Ну подожди расстраиваться, может и найдется желтопузик.

— Издеваетесь?

— Нисколько. Тут есть несколько местных ребят в городе, которые как раз занимаются воровством заезжих иномарок. Поэтому не плачь раньше времени.

— Вы серьезно?

— Да. А можно вопрос, — тянет к моей голове ладонь и берет прядь мои волос. Ну начинается, блин. — Ты настоящая шатенка?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Да ты мне блондинку напоминаешь, думаю мало ли перекрасилась.

— Нет, я не блондинка, — резче, чем надо произношу я и убираю его руку.

— Папа, а скоро кушать? — поворачиваюсь на детский голос и застываю.

Папа?! Перед нами стоит тот самый маленький мальчик из сарая, а рядом с ним большая белая собака, напоминающая самоеда, у которой в зубах примерно половина моей босоножки…

— Скоро. Руки не забудь помыть, — как ни в чем не бывало, произносит бородач и встает с дивана.

Подходит к мальчику и, недолго думая, наклоняется к собаке. Треплет ее за шерсть, и та открывает рот, кидая на пол мою босоножку.

— Туфля нашлась, — поворачиваясь ко мне, с улыбкой произносит Илья. — А ты думала на меня. Только боюсь восстановлению она не подлежит.

Приподнимается и уходит, по всей видимости, на кухню. А я так и сижу с открытым ртом, совершенно не зная, что делать.

— Папа говорит рот надо держать закрытым. Мне недавно пчела в рот залетела, когда я мороженку ел, теперь почти всегда его закрываю, — улыбаясь произносит мальчик, и плюхается на диван рядом со мной.

— Спасибо за совет, я приму это к сведению. А как тебя зовут?

Все-таки мальчик тугодум, потому что даже через десять секунд он не ответил, а только лишь болтал ногами, рассматривая мое лицо.

— Двадцать.

— Что?

— На двадцать секунд я задержал воздух. Больше не могу, но папа научит, я уже тренируюсь.

— Малыш, этого не стоит делать. Скорее всего от того, что папа заставляет тебя не дышать, твой мозг постоянно испытывает гипоксию, наверное, поэтому ты не отвечаешь на поставленный вопрос. Так как тебя зовут? — тишина…

— Матвей, — ну наконец-то. — Ты будешь папиной женой? — неожиданно спрашивает ребенок.

— Господь с тобой, нет, конечно. Я просто гостья, которая немножечко заблудилась, и твой замечательный папа решил мне помочь. Скажи, а вы тут живете с ним вдвоем?

— Ага. Ну собачки тут еще есть, кошка, козочки, свинки.

— Понятно. А сколько тебе лет?

— Пять, — поднимая ладошку вверх и шевеля пальчиками, произносит мальчик. — А тебе?