— Прекрати! — отстранилась я, одергивая пиджак. — Во всех приличных заведениях персонал носит униформу. Займись лучше делом. Думаю, для седьмого столика официант уже выписал счет. Проверь его и не забудь поставить свою подпись.

Женька раздраженно передернула плечами, но спорить не стала и нырнула за барную стойку. Между тем противный клиент за третьим столиком хлебал принесенную официантом боржоми. Краем глаза я заметила, что он принял звонок по мобильному. Буркнув в трубку несколько фраз, Хозяин жизни отсоединился и встал из-за стола. Уверенным шагом он проследовал к двери, ведущей в служебные помещения. «Никак, решил высказать свои претензии директору, — пронеслось у меня в голове. — Надо же было так вляпаться в первый день работы! Сейчас ни за что ни про что получу взбучку. В недобрый час мне пришло в голову помогать официантам».

Я застыла в напряженном ожидании. Но прошло пять минут, потом десять, потом целых двадцать пять… Неужели пронесло и клиент зашел к директору просто поболтать по старой дружбе? Наконец тот появился и проследовал назад к своему столику. В руках у него был потертый полиэтиленовый пакет. Мои глаза едва не полезли из орбит. С тем же успехом этот Хозяин жизни мог появиться с бензопилой «Дружба» или с гипюровым зонтиком от солнца. Эти предметы в сочетании с его напыщенным имиджем удивили бы меня ничуть не меньше. Примятый объемистый пакет в его руках, словно магнит, приковывал мое внимание. Интересно, что там внутри? Почему-то слабо верится, что этот тип побирается по ресторанам мясными обрезками для своего ротвейлера. Что могло заставить эдакого хлыща взять в руки столь недостойный предмет? От неуемного любопытства у меня засосало под ложечкой.

Господи, что за глупости лезут мне в голову? Дался мне этот паршивый пакет. Тут посетителей невпроворот, а на меня свалился внезапный приступ идиотизма.

Где-то в противоположном конце зала запиликала чья-то мобилка. Я непроизвольно обернулась на звук. В самом углу, затерявшись среди разлапистых листьев пальмы, сидел мужик. В нем я без труда узнала толстяка, с которым мы с Женькой столкнулись возле кабинета директора в день нашего первого визита в ресторан. У меня на коленке во всей красе синеет след, оставленный его саквояжем.

Закончив короткий разговор по телефону, толстяк воровато огляделся и потрусил к служебной двери, увлекая за собой все тот же саквояж. Никак, у шефа сегодня присутственный день, невольно отметила я, провожая к выходу двоих уже пообедавших клиентов.

Мужик вернулся за свой столик минут через двадцать, а вслед за ним в служебные помещения просочилась женщина средних лет в вызывающе обтягивающем розовом комбинезоне с ядовито-малиновой спортивной сумкой через плечо. За ней туда же проследовал импозантный старичок с тростью и «дипломатом». На этом поток директорских визитеров, кажется, иссяк. Хотя с чего я вообще взяла, что все посетители приходили именно к директору? За служебной дверью еще имеется кабинет зама.

Мои размышления грубо прервала Женька.

— Ты чего тут дурака валяешь? — накинулась она на меня. — Твой красавчик с «Ролексом» уже уплыл, так что отсвечивать физиономией посреди зала совсем не обязательно. Там гора счетов накопилась. И два официанта уже десять минут как на перекуре. Клиенты заждались, того и гляди, скандалить начнут.

* * *

Рабочий день закончился без осложнений. Около одиннадцати замдиректора снял кассу. Все цифры сошлись. Претензий никаких. Мы тут же получили около ста пятидесяти долларов в качестве ежедневных выплат персоналу. Эти деньги нам с Женькой следовало распределить между сотрудниками в установленном процентном соотношении. Еще двести долларов предназначалось помощнику шеф-повара для утренней закупки продуктов. На этом Глеб Николаевич откланялся, запер дверь в служебные помещения, велев нам дождаться прихода ночного охранника. Оказалось, что директор покинул ресторан еще раньше через черный ход.

Это показалось мне странным. Я всегда считала, что руководство ресторана должно покидать работу позже всех. Нужно проверить остатки продуктов на кухне и спиртного в баре. Остаток денег, полученных от последних клиентов, тоже лучше не оставлять на ночь в кассовом аппарате, а закрывать в сейфе. Хотя, возможно, персонал здесь настолько дорожит своей хорошо оплачиваемой работой, что никто даже не помышляет о злоупотреблениях. Одним словом, и Гросс, и его заместитель поступали опрометчиво, пуская дела в ресторане на самотек. Но с другой стороны, первый день работы — это еще не показатель.

После распределения денег сотрудники стали расходиться. На нашу с Женькой долю из общего котла перепало почти шестьсот рублей. Подруга едва не прыгала от восторга. Как ни крути, но это первые трудовые заработки в ее жизни. В ожидании охранника, который почему-то задерживался, мы присели за один из столиков, и мои растертые за день ноги получили счастливую возможность передохнуть. Отхлебнув чая, Женька разложила перед собой веером заработанные купюры и произнесла мечтательно:

— Давай думать, на что мы потратим нашу первую зарплату.

Пренебрежительно хмыкнув, я принялась размышлять вслух:

— На совместный поход в парикмахерскую не хватит. На ужин в приличном ресторане тоже, а «Макдоналдс» мой желудок не переживет. Боюсь тебя огорчать, но некоторая часть этой суммы уйдет на мазь и лейкопластырь для реанимации моих натертых ног. Еще мы должны в кассу сто пятьдесят рублей за питание. Хоть нас здесь и кормят по себестоимости, но все же не бесплатно. За авто стоянку тоже придется заплатить, а на оставшиеся деньги можем заправиться. Только каждой достанется горючки не больше чем по пять литров.

В ответ Женька скорчила обиженную физиономию.

— Вот вечно тебе неймется, так и нужно человеку весь кайф обломать. Никакой с тобой романтики, никакого полета фантазии… — Она задумчиво погладила пальцами разложенные банкноты.

— Я фантазировать на двадцать долларов не умею. В пределах этой суммы мое воображение испытывает глубокий творческий кризис. И нечего мусолить деньги руками. Вдруг к нам какая-нибудь зараза зацепилась.

Я решительно сгребла со стола купюры и засунула их в карман форменного пиджака. Неожиданно пальцы коснулись какой-то бумажки. Меня передернуло от мысли, что содержимое моего кармана, как и сама униформа, еще совсем недавно принадлежали другому человеку. Я брезгливо достала клочок белого листка и, скомкав, бросила его на пол.

— Что это? — и прежде чем я успела ей ответить, Женька проворно развернула листок. — Кажется, это какая-то записка.

— Не знаю. Это не мое. По твоей милости мы вынуждены щеголять в секонд-хенде. Проверь свои карманы, вдруг там презерватив завалялся. Будешь потом своему Гришане доказывать, что ты не верблюд.

— Хватит тебе злостью наливаться. Униформа практически новая. Подумаешь, поносил кто-то месяц-другой. Нашла, тоже мне, трагедию. Смотри лучше, что здесь написано. — Она повернула бумажку в мою сторону.

«Похоже, они догадались. Остерегайся!» Буквы в записке были кособокими и неровными. Так обычно пишут дети в начальной школе. Или же человек, писавший записку, очень торопился и не обращал внимания на каллиграфию.