Я тоже грамоте разумею…

– Закорючку на бумаге ты поставить мастак, знаем, – издевательски погладил голову помощнику Придорогин. – Играй, довольно хвастать да пузыриться!

Хитрово-Квашнин пригладил кончики усов и пустил вверх легкое облачко дыма. Хм-м…Убийцу надо обезвредить до того как окончится этот буран. При первых признаках улучшения погоды каждый из постояльцев будет подумывать о выезде с постоялого двора, о продолжении своего собственного пути… Какой же бедняжке выпало столкнуться в жизни с кровавым упырем? Где это случилось?.. Где-то на большой дороге?.. На подъезде к постоялому двору?.. Или, все-таки… Не знаю, непонятно, ума не приложу… Судя по изящным тонким пальцам, погибшая из привилегированного сословия. Но отчего злодей не снял украшения и не избавился от отрубленной руки?.. Ездить по округе с таким страшным трофеем!.. Не было времени? Или это результат обыкновенной небрежности, недосмотра?..

Он прищурил глаза и погладил кончики усов. Сердце перестало гулко биться, но ощущение беды, возникшее под тесовым навесом, не проходило.

– Вы читали последний номер «Московского телеграфа»? – вдруг спросил у него канцелярист.

– Нет, не довелось. Что, интересные вещи напечатаны?

– Мне кажется, да. Могу дать почитать…

– Не утруждайте себя. Я еще не совсем освоился, да и дрожь от холода не прошла…

– Вообще, журнал мне нравится. Полевой, надо признать, замечательный издатель. Из сибирских купцов, без систематического образования, а сколько ума! Вот что значит запоем читать книги, вынося из них золотые крупицы истины! Говорят, он уже подростком строчил стихи, драмы, издавал рукописные газеты и журналы.

– Мне по душе его статьи по литературе и истории. Единственно, в чем я могу упрекнуть Полевого, это в нападках на литераторов из дворян. Конечно, многим из них нет никакого дела до простого люда, но не все же они таковы.

В печи, словно выстрел, треснуло полено. Дремавшая кошка вскочила и, выгнув спину, метнулась под лестницу, ведущую в мезонин.

«У меня два варианта, как повести дело, – подумал штабс-ротмистр. – Спросить напрямик о принадлежности брички или добиваться той же цели окольными путями… Брошу-ка я монетку!»

Достав из кармана пятак, он повертел его в пальцах, а затем подкинул в воздух. На ладонь она упала орлом вверх.

«Ну, что ж, выбор сделан».

Попыхтев трубкой, он постарался придать своему лицу обычное выражение и взглянул на канцеляриста.

– Дормидонт Филиппыч, не вы ли прибыли с супругой в бричке?.. Надо отметить, она о-о-чень хороша. Я к тому, что у меня есть точно такой же экипаж, требующий починки. Скажите, к какому каретнику вы обращались? Уж не к Неверову ли в Петродаре? Он известный мастер…

– Увы, господин штабс-ротмистр, – развел руками Сухарев. – Бричка не наша. Ее доставил сюда Забазарнов.

Сердце Хитрово-Квашнина екнуло, крепкие пальцы напряглись и согнули пятак вдвое. Внешне оставаясь спокойным, он перевел взгляд на усманца. Вот он, чертов убийца! Вот он, ублюдок! Сидит за столом и играет, как ни в чем не бывало, в лото…

– Из Тамбова гоню бричку, – буркнул рыжебородый, не глядя на дворянина. – В Усманский уезд, в имение помещицы Ладыженской. В починке она была у каретника Оводова.

– Вот оно что, понятно. Оводов отличный умелец! Ничуть не хуже Неверова. Не один петродарский помещик обращался к нему за помощью и получил то, что хотел. Именно этим двум мастерам доверил бы свой экипаж. Которому из них, я подумаю.

С этими словами закончился очередной тур игры. Решил все для себя и Хитрово-Квашнин. Он уже собрался сходить к шинели, чтобы с пистолетом в руке предъявить Забазарнову обвинение, когда тот поднялся на ноги, снял со стены овчинный полушубок c шапкой и вышел в сени. «В нужник направился, – мелькнуло в его голове. – Тогда я прижму его снаружи, пообщаюсь с ним, как выражаются французы, тет-а-тет».

– Кисет почти пуст, схожу-ка к возку, пополню запас табачка – сказал он вслух.

Опираясь на трость, вышел в сени и спустился с крыльца. Встав в тени собственного возка с пистолетом наизготовку, принялся поджидать появления рыжебородого со стороны нужника, устроенного на противоположной от навеса стороне забора. Фигура со склоненной на грудь головой вскоре не замедлила показаться.

– Главное, внезапность! – шепнул себе дворянин.

Когда мещанин приблизился настолько, что сквозь свист пурги послышалось шарканье ног по снегу, он вышел из тени и грубо сунул ему в ребра ствол пистолета.

– Что… что такое? – послышался испуганный голос. – В чем дело?

– Туда ступай, тать разбойная! – рявкнул штабс-ротмистр, оттесняя Забазарнова к своему возку. – Говори все, как было!

– Да что… что сказать-то? Я ничего не могу понять!

– У какой дворянки ты отрубил руку, ублюдок? Где лишил ее жизни? Говори, или я прострелю тебе живот, будешь подыхать в страшных муках!

Прижатый спиной к возку, мерцая злыми глазами, рыжебородый закивал головой.

– Ладно, только вы, тово, не давите под ребра. Дышать не в мочь… Когда мы заехали на постоялый двор…

– Кто это – «мы»?

– Семейная пара и я… Я старинный дворовый человек Дормидонта Филиппыча, сызмальства в кучерах у него.

– Ага!.. Значит, это его бричка?

– Нет…

– Как нет?

– В бричке приехала та дворянка.

Хитрово-Квашнин понимающе хмыкнул.

– Понятно!.. Какой из возков ваш?

– Темно-коричневый.

– Где проживают твои хозяева?

– В Козлове жили, а теперь, где придется… Но как же вы узнали? Про руку-то?

– Продолжай! Заехали сюда…

– Ну, зашли в избу, за столом чаевничали знакомый Астреину лебедянский купец и только что приехавшая помещица со своим кучером. Купец вскоре отправился в Кучино, а барыня осталась. Она все держала при себе бумажный сверток, сама невзначай и уронила его на пол. Бумага развернулась, тут-то и стало ясно, что это ларчик. Калерия Никодимовна шепнула мне поговорить с кучером по душам. Ну, я, немного погодя, прижал его в сенях, вот как вы меня теперь. С ножом у горла он сказал, что барыня возвращается в Раненбургский уезд от своей сестры, живущей около Грязей, что ездила к ней за деньгами, и они в ларце. Тянуть после этого было нечего. Воткнул ему нож меж ребер, под самое сердце, он и отдал Богу душу.

– Да вы ж записные разбойники! По вам острог плачет!.. С барыней расправился канцелярист?

Рыжебородый отрицательно мотнул головой.

– Калерия Никодимовна. Пустила в дело свой пистолет. Пуля попала барыне промежду глаз, упала замертво… Они лежат вон там, за навесом у забора, под сугробами.

– А что ж Астреин?

– Его как раз не было, поехал проводить своего знакомца до проезжего тракта. Тогда еще снаружи только начинало мести. Когда он вернулся, Дормидонт Филиппыч объяснил, что барыня, нуждаясь в деньгах, продала ему бричку, а сама с кучером вернулась к сестре. В экипаже