Выходец из трудовой среды, Уитмен не мог не принять близко к сердцу надежды и чаяния тружеников. Ощущал он и ту силу, которую несут с собой пролетарии и фермеры, о чем говорит его ранняя статья «Американские рабочие против рабства» (1847). Сочувствуя трудящимся и их целям, поэт высказывался отрицательно по отношению к революционному насилию, будь то стачки или создание профсоюзов. Видимо, свою антипатию к буржуазному политиканству он распространял и на деятельность рабочих организаций.

Из его бесед с другом и душеприказчиком социалистом Горэсом Траубелом явствовало, что, не одобряя социалистической доктрины классовой борьбы, Уитмен вместе с тем солидарен с высшими, конечными идеалами социалистов. «Я внутренне убежден, — говорил он, — что социализм — это следующий этап, который нас ожидает. Иногда он меня отпугивает, и в то же время он кажется мне нашей единственной надеждой». Отметая упреки в известной ограниченности своих воззрений, Уитмен неизменно называл себя радикалом: «…изымите радикализм из «Листьев травы», и вы думаете, в них останется что-либо стоющее?»{40} Свою гуманистическую программу, устремленную к всечеловеческому, бесклассовому, гармоническому обществу, Уитмен считал более широкой, чем конкретные программы отдельных партий и сект{41}.

Ему, поэту, был особенно близок английский социалист Уильям Моррис (1834–1896), автор знаменитого романа «Вести ниоткуда» с его социалистическим идеалом человека гармонического, освободившегося от порабощающей власти вещей, познавшего радость свободного труда на лоне природы. «Разве все мы в конце концов не социалисты?» — говорил как-то Уитмен Траубелу. Называя себя порой «социалистом», Уитмен имел в виду, конечно, не приверженность к конкретной политической партии и ее программе; это понятие отождествлялось у него с верой в светлое будущее, с тем чувством братской любви ко всем людям мира, которые отличали его миросозерцание.

Впрочем, Уитмен не был теоретиком, политиком и экономистом; его жизненная философия отчетливей всего присутствует в его стихах. А как поэт он тяготел к общечеловеческому, «космическому»; в этом состоял внутренний пафос его творчества. Самый могучий поэтический голос аболиционистской эпохи, Уитмен дал в «Листьях травы» художественное выражение чаяниям, надеждам, а отчасти и иллюзиям широких трудовых масс, которые в канун войны Севера и Юга верили в близкое торжество демократии, в реализацию высоких принципов Декларации независимости и Билля о правах.

Да, Уитмен — певец «американской мечты» как веры в воплощение демократического идеала. Но его «Листья травы», если оценивать их исторически, как провидение будущего, утверждают те нравственно-этические и общественные нормы, которые, мы знаем, достижимы лишь за пределами буржуазного мира. Прав советский исследователь А. Старцев, подчеркивающий, что, «втискивая свой идеал в исторические рамки развития буржуазной демократии» в США, Уитмен его обескрыливал и что в своем стремлении к общественному идеалу поэт в сущности «апеллирует к иному, бесклассовому обществу, к социалистическому порядку»{42}. «Огромной пророческой фигурой при входе в новый мир» называет его Луначарский{43}.

Как гуманист Уитмен не принимал господствующую философию индивидуализма с ее культом борьбы за существование, во имя успеха, возвышения одних за счет других. Не принимал, хотя проскальзывают в его стихах и полемически заостренное самовозвеличивание, и эгоцентрические крайности. Его «Листья травы» — это прежде всего апофеоз счастливого труда многих людей, гимн в честь раскрепощенной личности, сливающейся с природой и становящейся ее хозяином. Стихи Уитмена устремлены к будущему, которое окутано у него романтической поэтической дымкой.

Лирический герой Уитмена — простой, массовый американец. Возможно, он излишне всеобщий, недостаточно индивидуализировал, а в самой любви поэта к человечеству, ко всем без исключения людям есть некоторая отвлеченность, всеядность (на что справедливо указывал в свое время К. Чуковский). Но среди множества американцев всех возрастов и профессий, живущих в стихах поэта, ему особенно дорог человек труда. Он опора и основа подлинной демократии.

В упоминавшейся ранней статье Уитмена «Американские рабочие против рабства» голос поэта слит с устремлениями широких масс трудящихся — миллионов рабочих, фермеров и ремесленников своей страны; он восстает не только против невольничества, но и других форм классового господства одних людей над другими. «Пророческое» начало в творчестве Уитмена не только светлая, оптимистическая устремленность в завтрашний день; он был поэтом-провозвестником также и потому, что провидел те новые темы, мотивы, самые художественные формы, освобожденные, раскованные, которые возобладали в поэзии XX в. Он по-своему запечатлел, как посреди девственной «куперовской» Америки прерий и лесов растет другая, индустриальная Америка заводов, технических чудес и современных городов.

Ее контуры уже просвечивали в литературе. В 1840-е годы, в пору расцвета фурьеризма, город как средоточие социальных контрастов становится объектом изображения, сначала в ранних, еще незрелых романах о рабочем классе — «Фабричная девушка» (1847) Ариэля Иверса Каммингса, «Свет и тени рабочего поселка. Рассказ о Лоуэлле» (1849) Аргуса и другие, затем в более цельных произведениях Сильвестра Джадда, Джорджа Липпарда и Ребекки Хардинг Дэвис, автора известной повести «Жизнь на литейных заводах». В целом же в трактовке рабочей темы в те годы был силен сентиментально-религиозный элемент, а сами труженики представали как жертвы нищеты, вызывающие сострадание и жалость. Но все же это была еще «периферия» большой литературы.

Только у Уитмена тема труда прозвучала по-настоящему весомо и достойно. Он сделал работу, созидание предметом огромного эстетического интереса («Поэма о топоре»). Он заявил о себе как поэт города, техники, созидательной человеческой деятельности и сделал это с вызывающей решительностью. В своих стихах он поэтизировал повседневное, будничное, то, что считалось неэстетичным, чего чуралась поэзия. «Поклон и почет» поэта были обращены к «позитивным наукам, точному знанию», математику и геологу («Песня о себе»). Под его пером возникал образ Америки строящейся, набирающей силы:

Огромный склад воздвигается быстро в городе,

Шесть рабочих, два посредине, двое и двое по концам,

осторожно несут тяжелую балку,

Длинный ряд каменщиков с лопатками в правой руке

воздвигают ходко боковую стену двести футов длиною.

Наклоны гибких спин, непрерывный стук лопаток о кирпичи,

Кирпичи, один за другим, искусно кладутся и ложатся

под ударом{44}.

Этот короткий поэтический отрывок не только содержит сугубо прозаические реалии; в нем передана сама технология трудового процесса. Характерны и герои его стихов: мостовщик с трамбовкой, репортер с блокнотом, маляр с кистью, мальчик-бурлак, гуртовщик, разносчик под тяжестью короба.

С большой убежденностью тема труда, созидания звучит в его «Песне о выставке». В предисловии к новому изданию поэмы, приуроченной к выставке в Филадельфии (она посвящалась 100-летию США), Уитмен писал, что видит в ней триумф американского рабочего класса. Не без полемической заостренности он предлагает музе оставить Элладу, Ионию, мир эстетизированной красоты, ибо «новое