«отторжение». И это очень принципиальный момент. Под анафемой подразумевается самое строгое из церковных наказаний, имевшее смысл отделения виновного от церкви и осуждения его на вечную погибель, вплоть до покаяния. Другими словами, в церковном праве под анафемой понимается совершенное отлучение христианина от общения с верными чадами Церкви, от церковных таинств, и это наказание применяется в качестве высшей кары за тяжкие преступления, каковыми являются измена православию, то есть уклонение в ересь или раскол. И в этом смысле слово «анафема» может быть заменено на «проклятие». Одновременно Церковь различала всегда отлучение полное, то есть анафему, и отлучение малое. Малое отлучение — это временное отлучение члена Церкви от церковного общения, служащее наказанием за менее тяжкие грехи. Например, последний вид отлучения имел место в церковной практике в ситуации, когда некоторые христиане отрекались от веры в эпоху гонений. На несколько лет был отлучен от церкви молодой Горький за попытку самоубийства. Правда, для него самого это было, конечно, уже не важно, но тем не менее такой факт имел место.

В практике Православной церкви анафема была не столько наказанием, сколько предупреждением человека, и здесь очень хорошо видно отличие от практики церкви католической, в которой слово «анафема» заменялось термином «проклятие». Именно потому, что анафема была не только и не столько наказанием, сколько предупреждением, двери Православной церкви для отлученного были закрыты не навсегда. При условии его искреннего покаяния и выполнения необходимых церковных предписаний (в первую очередь, как правило, публичного покаяния) его возвращение в церковь было возможно.

Что же представляет собой синодальный акт 1901 года с этой точки зрения? Он носит характер торжественного церковного исповедания и объявляет, что Лев Толстой более не является членом Церкви и не может в нее вернуться, пока не покается. Кроме того, документ удостоверяет, что без покаяния для Толстого невозможны будут ни христианское погребение, ни заупокойная молитва, не говоря уже о евхаристическом общении, то есть об участии в причащении, к чему, собственно, Толстой уже тогда и не стремился. Синодальный акт 1901 года, как и предполагал Победоносцев, был встречен большей частью русского образованного общества крайне неблагоприятно. Русская интеллигенция поддержала писателя, вопреки Синоду, и с большим возмущением отнеслась к синодальному акту. С возмущением и иронией. Именно это имел в виду Чехов, написавший в одном из писем:

«К отлучению Толстого публика отнеслась со смехом».

Последний вопрос, который нас будет интересовать, это последние годы жизни Толстого, его уход и смерть. Предварительно надо сказать, что семейная жизнь Толстого дала трещину достаточно рано, фактически еще до духовного переворота. Но в последние годы эта жизнь стала еще сложнее и трагичнее, и главным образом из-за истории с завещанием писателя, которое он подписал тайно от семьи, в лесу, летом 1910 года, что привело к открытому конфликту с Софьей Андреевной Толстой. И в результате этого конфликта 28 октября 1910 года, то есть за десять дней до смерти, Толстой был вынужден тайно бежать из родового гнезда.

Уход Толстого из Ясной Поляны — это событие, которое имело большую важность для всей России, если не для всего мира. Сергей Николаевич Дурылин, известный литературный критик и философ, сообщает, что в день первого известия об уходе газеты буквально рвали из рук, причем подобное отношение к печатной продукции Дурылин помнит только еще один раз в жизни — в день объявления войны с Германией в 1914 году. Для русских газет и журналов и для всего русского читающего общества вопрос стоял следующим образом: это бегство или паломничество, триумф или трагедия, поиск выхода из тупика или поиск сюжета для нового произведения? Действительно, с каким чувством Толстой покидал усадьбу, что стояло за этим уходом? Почему он направился именно в Оптину пустынь?

Одним очень хочется представить дело так, что граф Толстой убегал в никуда, он просто уходил от всех, как и записал в своем дневнике чуть больше чем за месяц до ухода. Приведу это красноречивое свидетельство состояния души Толстого: «От Черткова письмо с упреками и обличениями. Они разрывают меня на части. Иногда думается: уйти от всех». Другими словами, Толстой хотел просто куда-то уйти, не имея никакого представления ни о направлении движения, ни о его цели. Есть рассуждения другого рода. Писатель заранее знал, что поедет в Оптину пустынь и встретится там со старцами, и именно это обстоятельство свидетельствует о покаянном состоянии души Толстого.

Мне кажется, обе точки зрения не соответствуют действительности. Уход Толстого — финал его жизни и финал тех поисков, которые составляли главное в его миропонимании. Мы знаем сегодня, что писатель разместился в паломнической гостинице Оптиной пустыни, где его узнали сразу, и совершил прогулку до скита, в котором в этот момент проживал великий оптинский старец Иосиф, преемник преподобного Амвросия, человек огромной любви и милосердия, — с ним Толстой познакомился, по всей видимости, в 1896 году во время своего очередного паломничества в монастырь. Но стоя у порога двери в оптинский скит, Толстой так и не нашел в себе сил переступить этот порог, встреча со старцами не состоялась. Может быть, это была самая трагическая невстреча в жизни писателя.

После посещения Оптиной пустыни писатель направляется в Шамордино, где в это время проживала его родная сестра Марья Николаевна Толстая, самый близкий и дорогой ему человек в данный момент, которую он всю жизнь называл исключительно Машенька. Мы не знаем, как могла сложиться судьба Толстого в дальнейшем, если бы ему удалось задержаться у любимой младшей сестры надолго. Но опасаясь погони, организованной супругой, писатель был вынужден покинуть и Шамордино. По дороге он простудился, заболел двусторонним воспалением легких и умер на станции Астапово. Причем в последние дни жизни к нему из-за твердой позиции Черткова не был допущен для беседы и исповеди другой оптинский старец, преподобный Варсонофий.

Лев Толстой — единственный в России начала XX века человек, который пользовался ничем не ограниченной, поистине абсолютной свободой в семье, в своей родной деревне, в обществе, государстве, культуре. Возможно, он был единственным человеком в мире такого масштаба. Он родился в прекрасной, действительно очень ясной Ясной Поляне, типичной русской усадьбе с березовой аллей, речкой Воронкой, яблочными садами, семейными домами и домиками, детьми, внуками, прислугой, охотой, пешими и конными прогулками, пасекой, цветочными оранжереями, крестьянскими школами, вечерним чаем, чтением, играми и концертами. Он прожил там большую часть жизни и по всем законам жанра, логики, справедливости был просто обязан именно там умереть! Он был сказочно богат, он мог брать писательские гонорары или публично