– А где же книги? – осведомилась Эммилин, увидев сиротливо стоящий на полке путеводитель по Риму.

– Это раньше были гостевые апартаменты, – мягко сказал он. – Здесь останавливались мои друзья. Поэтому обстановка нейтральная. Но ты можешь поменять интерьер по своему вкусу.

Эммилин театрально захлопала длинными ресницами.

– А если я захочу выкрасить стены под цвет лайма?

Он равнодушно улыбнулся:

– Твоя воля. Я не собираюсь здесь бывать.

Она рассмеялась, но внутри все перевернулось.

Ей не хотелось анализировать ощущения. Скорее всего, это тревога. Она улетела из родного уютного гнезда и бросилась в бурную горную реку.

– Тогда ярко-розовый, – пошутила она, подойдя к окну. Это было французское окно, к которому примыкал небольшой балкон Джульетты.

Эммилин с трепетом нажала на ручку и вышла на балкон. Теплый бриз приятно ласкал щеки, вдалеке светились огни Вечного города.

– Твои чемоданы в гардеробной, – нетерпеливо сказал он, прерывая ее мечтательное настроение. – Я не стал просить горничную распаковать твой багаж. Если нужно, я пришлю ее утром.

Эммилин махнула рукой:

– Не нужно, спасибо. Я сама.

– Хорошо, – коротко кивнул он. – Мои комнаты внизу, с другой стороны холла. Последняя дверь направо. Если я тебе вдруг понадоблюсь.

Последняя фраза была сказана таким тоном, что Эммилин поняла – беспокоить Пьетро следует только в случае пожара или другого стихийного бедствия.

– О’кей. – Она улыбнулась скорее по привычке, чем от счастья.

Он остановился на пороге.

– Спокойной ночи, дорогая.

– Спокойной ночи.

Она защелкнула замок.

Теперь это ее дом.

Она не должна считать себя здесь временно проживающей гостьей. Хорошо это или плохо, но она его жена. Неизвестно, сколь долго продлится их брак, но пока они женаты – это ее дом.

Эммилин открыла раздвижные двери, за которыми действительно оказалась гардеробная. На полу стояли ее чемоданы. Она решила распаковаться утром, когда будет больше сил. А пока вынула только хлопковую пижаму и проспект про университет. Ноги гудели, тело налилось свинцовой тяжестью, в голове пустота. Она мечтала о горячем душе и спасительном сне.

Эммилин потянулась к застежке на спине и застонала. Пуговицы. Чертовы пуговицы. Их было не меньше полусотни. Софи застегивала их четверть часа. Эммилин не справиться без посторонней помощи.

Конечно, можно лечь спать в платье, а утром попросить прислугу помочь. Или… тоненький голосок в голове нашептывал про другой выход.

Эммилин скорчила гримасу. Да, да. Именно или…

Она приоткрыла дверь и высунула голову в коридор. Стараясь победить страх, Эммилин вышла в коридор, спустилась на пролет и направилась через холл к последней двери. Она едва замечала современные картины, развешанные по стенам. Сердце громко колотилось.

Подойдя к двери, она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и легонько постучала. Никакого ответа. Она постучала сильнее, затем еще раз. Наконец дверь отворилась. На пороге с недовольным видом стоял Пьетро.

– Да? – раздраженно произнес он.

– Я… – Эммилин судорожно сглотнула. – Я отвлекаю?

– Тебе что-то нужно?

Их взгляды перекрестились – сердитый золотистый и непроницаемый черный.

– Это ни в коем случае не приглашение…

Он едва заметно, но искренне улыбнулся, но тут же погасил улыбку, так что Эммилин показалось, что она ошиблась.

– Ладно. Зачем я все-таки тебе понадобился?

Она повернулась к нему спиной.

– Застежка на платье. Там сотня пуговиц. Я не могу расстегнуть их сама. Наверное, свадебные платья шьют с тем расчетом, что невеста не будет снимать его в одиночестве…

– Наверное… – пробормотал он, подходя ближе.

Она кожей почувствовала его приближение, хотя он ее даже не коснулся. Исходящее от него тепло окутывало, словно облако.

– Не поможешь? – тихо попросила она, уставившись взглядом в стену напротив.

– А если нет?

– Думаю, что смогу найти где-нибудь ножницы…

– Не нужно.

Легкими движениями он принялся расстегивать пуговицы, скользя вниз по спине. От его прикосновений по телу Эммилин пробежала дрожь. Она почувствовала, как напряглись соски от невероятных ощущений.

– Тебе холодно?

Вопрос застал ее врасплох. Она прикусила губу, приказывая телу вести себя прилично. Но не тут-то было: оно продолжало извиваться, наслаждаясь прикосновениями Пьетро.

– Я в порядке, – выдавила она.

Он тихонько хмыкнул, продолжая медленно орудовать сильными пальцами. Эммилин затаила дыхание. Он не пытается завести ее. Он такой, какой есть. Сексуальность буквально сочилась из каждой поры его великолепного тела. Пьетро не спеша продолжал сладкую пытку. Он еще не дошел до середины спины, а Эммилин лихорадочно пыталась сообразить, можно ли уже вылезти из платья.

– Я… я… дальше справлюсь сама, – пробормотала она, пытаясь отодвинуться, хотя тело запротестовало.

Пьетро не обращал на ее слова никакого внимания, продолжая терзать ее своими нежными прикосновениями.

– Достаточно, – задыхаясь сказала она, отступив на пару шагов и повернувшись к нему лицом.

Его взгляд гипнотизировал. Выражение горящих эбеновых глаз не поддавалось расшифровке. Губы Пьетро были плотно сжаты, а их уголки недовольно опущены вниз.

– Спасибо, – поблагодарила она, не осознавая, как притягательно выглядит: разрумянившиеся щеки, огромные глаза, чувственные полные губы.

Его взгляд был прикован к ее рту. Эммилин неосознанно высунула кончик розового языка и облизала нижнюю губу. Он сглотнул и перевел взгляд на ее грудь.

– Ты хотела прийти ко мне, дорогая? – вкрадчиво спросил он, растягивая слова и снова глядя ей прямо в глаза.

Эммилин энергично замотала головой из стороны в сторону, не в силах вымолвить ни слова. В горле пересохло, язык не повиновался.

– А я все же думаю, что хотела. – Он дерзко улыбнулся. – Твои соски напряжены и жаждут ласки. У тебя по коже бегут мурашки, так тебе хочется моих поцелуев. Я думаю, что ты пришла ко мне, гонимая любопытством узнать, так ли я хорош в постели, каким был мой поцелуй в церкви.

Эммилин подавила готовый вырваться стон.

– Но…

– Но? – спросил он, беря ее за руку и притягивая к себе.

Она ждала, что он ее поцелует, но Пьетро неожиданно прикусил кончик ее большого пальца. Эммилин пронзило такое острое желание, что у нее подкосились ноги. Ее разум затуманился. Она онемела.