Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь Аля созерцала труп Шульмана, лежащий на дорогом персидском ковре в луже крови. Когда любоваться на покойного ей надоело, она отошла в сторону, давая медэксперту заняться своей работой, и принялась оглядываться по сторонам. Конечно, на месте преступления ей находиться не полагалось, с недавнего времени она числилась в управлении лишь специалистом по связям с общественностью, но любимый дядюшка закрывал глаза на правила и, войдя в сложное положение племянницы, разрешал ей бывать там, где не следовало, с целью раздобыть эксклюзив, чтобы затем напечатать его в прессе за неплохой гонорар. Впрочем, такого масштаба преступление в его практике случилось в первый раз, ведь до этого громкими убийствами их город похвастаться не мог.
– Да тут просто палаццо Реале. – Аля заскользила взглядом по комнате, отмечая все детали обстановки роскошной спальни, где был обнаружен убитый промышленник. Мебель, разумеется, итальянская. Основательная кровать белесого дуба с причудливым резным изголовьем, изображающим картину из жизни римских богов. По бокам тумбочки ей под стать. Та, что справа, надо полагать, принадлежала отсутствующей жене – на ней ничего не было. Слева тумбочка самого Шульмана. На ней его недавнее фото с детишками в Диснейленде, на котором Шульман был даже похож на нормального человека: искренне улыбался в камеру с дурацкими мышиными ушами на голове. Рядом фотография массивной некрасивой женщины, которая, поджав губы, с неодобрением взирала на все происходящее. Фамильное сходство прослеживалось без труда – на фото была мама усопшего. Казалось, она презрительно взирает на массивную пепельницу, в которой лежали толстые концы нескольких сигар. Рядом бокал с чем-то коричневым, наверняка самогон, выдающий себя за элитный виски. Смятое шелковое покрывало в крупных пионах небрежно валяется на полу с той стороны, где Шульман не спал. Видимо, аккуратным складыванием вещей промышленник себя не утруждал, залезал в кровать, просто скинув покрывало на пол. Или же оно упало туда в порыве страсти. Это еще предстояло выяснить, а пока Аля по привычке продолжила осмотр.
В комнате был эркер, из которого можно было выйти на балкон, чтобы полюбоваться на местную речку. Так как никому, кто пребывал в здравом уме, подобное и в голову не могло прийти, балконные двери были закрыты массивной решеткой. В самом же эркере стояли два неожиданно симпатичных кресла, обтянутые нежным голубым шелком. Между ними небольшой журнальный столик с журналами, каталогами растений и книгами по художественным садам и ландшафтному дизайну. Возможно, этим увлекалась Катерина. Представить Шульмана, погруженного в проблемы цветочных композиций, было проблематично. Рядом с каталогами стояла массивная ваза, судя по наличию дракона на пузатом боку и пронзительно-кобальтовому цвету, что-то китайское.
Стены были отделаны тканевыми обоями – тонкая и дорогая работа – и увешаны картинами. Некоторые довольно неплохие, но насладиться ими мешала кричащая безвкусица по соседству, вроде портрета Шульмана в полный рост, одетого почему-то в стиле «короля-солнце», и стоящей рядом с ним Катерины в костюме мадам де Монтеспан («золотое золото на золотом»), которая едва доставала супругу до подбородка. Аля громко фыркнула при виде этого шедевра, но, поймав выразительный взгляд Пал Палыча, решила оставить свои впечатления при себе.
Огромная панель телевизора, под ней бар с обширными запасами алкоголя. Больше ничего интересного. Бра, обильно украшенные хрусталем, наверняка что-то антикварное. На потолке огромная монструозная люстра, напоминающая спрута, с бесконечным количеством рожков.
Беглого осмотра для Али было достаточно, чтобы сложилось впечатление – комнату оформлял дизайнер, который учел пожелания клиентов: «Все должны знать, что у нас много денег». Что сразу говорило о том, что покойный и его жена к роскоши не привыкли и свалилась она на них не так давно. Поэтому собственный вкус и предпочтения выработать они просто не успели. Здесь все было про казаться, а не быть.
Аля подошла к двери эркера, ведущей на балкон, и уставилась на хитроумный замок, который невозможно было открыть снаружи. Надев перчатки (этому она была обучена с детства, когда проводила все время после школы в управлении, делая уроки в коридорах), она подергала решетку – та не поддалась, приварена надежно. Аля пошатала прутья, но все они дружно устояли против ее провокации. Открыв замок, она вышла на балкон и уставилась на идеальный цветник, разбитый прямо под ним. Дождь лил как из ведра несколько часов, поэтому на четкие следы особо рассчитывать не приходилось, но если бы кто-то спрыгнул с балкона на цветник, то на нем бы все равно что-то осталось. По цветнику невозможно было пройти, не повредив дорогие хвойные растения, высаженные в идеальном порядке. Растения были не тронуты, а они, в отличие от людей, не врут. Значит, проникновение через террасу можно исключить. Аккуратно закрыв дверь, Аля вернулась в комнату и направилась к выходу из нее. Дверь, ведущая в коридор, тоже была снабжена хитроумным замком, который невозможно было открыть снаружи, если ключ торчал в двери изнутри.
– Я проверил, следов взлома нет, – страдальчески сообщил дядя Паша, за долгие годы работы в полиции так и не привыкший к виду мертвецов и луж крови. Больше всего ему хотелось убраться из кошмарной комнаты на свежий воздух, а еще лучше уехать на рыбалку в одиночестве. Чтобы только он, немые рыбы и зудящие комары. Природу он всю жизнь любил гораздо больше людей. Но нельзя, надо было досидеть до пенсии, а преемницу он себе уже приготовил. Вон как смотрит и морщит лоб. Думает. А это не всем дано. Все ее затеи с уходом из следователей в пресс-службу – это просто дурь, влияние момента. Как только Рома поправится и все наладится – Аля вернется, в этом Пал Палыч был уверен. Она ведь создана для этой работы.
Тем временем Аля открыла одну из внутренних дверей спальни Шульмана, ведущую в личную ванную, и заглянула туда. Не обнаружив ничего интересного, кроме глухих стен и ванны, отделанной каррарским мрамором, она закрыла дверь и приоткрыла следующую, за которой скрывалась огромная гардеробная.
– Принесите лестницу, – попросила она спустя несколько мгновений, а Пал Палыч против собственной воли ругнулся – он же был в этой дурацкой гардеробной и ничего не заметил.
Тяжело ступая, он подошел к комнате, где Аля уже бесцеремонно отодвигала в сторону многочисленные пиджаки, рубашки и свитера тонкого кашемира, принадлежавшие покойному, продолжая осмотр.
– Что там, Орлик? – покряхтывая, Пал Палыч зашел, уставился на потолок, куда указала Аля, и