Окинув тоскливым взглядом давнюю подругу, Владимир отпустил дверь, затем вернулся в машину – новенький джип – и отъехал в сторону. Аля же нажала на педаль газа и, выпустив и в без того загаженную атмосферу черное облако, направила дребезжащую колымагу в сторону старого центра, где проживала мать Катерины Шульман, у которой временно гостила дочь.

* * *

– А завещание эта сволочь оставила? – Катерина просияла от радости, когда Аля сообщила ей о смерти бывшего мужа.

– Не в курсе, я о другом пришла поговорить, – хмыкнула Аля, заходя в роскошную трехкомнатную квартиру, которую Катерина выторговала у скупого Шульмана в период его первой горячей влюбленности. Квартира была куплена у одинокого ювелира, большого любителя антиквариата, продавшего Шульману жилье со всем содержимым с уговором, что до конца дней ему обеспечат достойный уход.

Катерина слово сдержала (обижать детей и стариков – грех смертельный!), и последние дни своей долгой и насыщенной событиями жизни ювелир провел, вспоминая боевое прошлое в обществе красивой девушки, приезжавшей к нему два раза в день и готовой выполнять все его прихоти и капризы.

После смерти старичка, которому Катерина закатила масштабные похороны и даже всплакнула, когда гроб красного дерева скрылся под землей, в квартиру въехала ее мать, Альбина Николаевна, которая лучше всех охранных агентств могла обеспечить сохранность уникального фонда.

На антресолях у антиквара, рачительно припрятанные («Катюша, умоляю, после моей смерти загляни на антресоли и позови музейных работников, чтобы все оформили как надо. Это мой тебе небольшой подарок на добрую память!»), обнаружились и вовсе уникальные вещи, превзошедшие по стоимости квартиру в несколько раз.

Катерина к неожиданно свалившемуся на голову наследству отнеслась обстоятельно – мужу про него ничего не сказала, обеспечила всем полотнам нужные условия, а ее мама цепко следила за сохранностью золотого запаса. Альбину Николаевну Семенову, главного тренера города по дзюдо, знала и уважала вся местная шпана, в большинстве своем прошедшая через ее школу. Альбина в городе была фигурой неприкосновенной.

– Орлик, выпьем? Надо это дело отпраздновать, – Катерина, тряхнув роскошной гривой, поплыла в комнату, приглашая Алю следовать за ней.

– Погоди пить, Кать, поговорить надо на трезвую голову, – аккуратно сняв массивные ботинки, выглядевшие неуместно в огромной прихожей, с пола до потолка увешанной картинами, Аля стыдливо задвинула их в угол, чтобы не запачкать золотистый паркет елочкой, который выглядел настолько ухоженным, словно его каждый день надраивали специально обученные люди.

– А что тут говорить-то? Помер Максим, ну и хрен с ним! – радостно взвизгнула Катерина, и до Али донесся характерный звон, знаменующий встречу бутылки и бокала.

– А где дети? – поинтересовалась она, проходя в гостиную.

– В Британии с нянькой, которая по-русски ни бэ ни мэ. Этот поц все тянулся к аристократам, даже мамаше своей внуков не доверил. Ты, говорит, своим акцентом им английский испортишь. Какой был скандал, ты не представляешь! Я думала, маманя его в капусту или в эту свою гефилте фиш порубит и веточку укропа сверху положит для красоты, – расхохоталась Катерина, прислоняясь к массивному бару, стоящему в углу гостиной, с трудом освещаемой тусклым дневным светом.

Был всего час дня, а за окнами уже сгущались сумерки. Аля щелкнула выключателем, и огромная монструозная люстра, которая уместнее смотрелась бы где-нибудь во дворце, вспыхнула гранями хрусталя, словно праздничный фейерверк.

Еще раз щедро плеснув себе в бокал из пузатой бутылки и вопросительно глянув на Алю, в ответ лишь покачавшую головой, Катерина, словно парусный фрегат, поплыла к мягкому креслу, стоящему в дальнем углу гостиной. Аля невольно залюбовалась – Катерина была совершенна. Смоляные волосы, белая кожа, голубые глаза. Только вот лицо ее сегодня отличалось от обычного, стало как-то круглее, полнее и немного расплылось. Что-то изменилось.

Катерина плюхнулась в кресло, сделала долгий глоток из пузатого бокала и, слегка поморщившись, снова счастливо рассмеялась.

– Садись, Орлик, и рассказывай, – она сделала широкий жест в сторону стоящего посреди гостиной полосатого дивана, чьи яркие желтые полосы заменяли собою солнце в сумрачной комнате.

Аля воспользовалась приглашением, присела на краешек и уставилась в шальные Катькины глаза.

– Это ты давай рассказывай. Где была сегодня ночью? – Она перешла сразу к делу, не давая Катерине времени на размышления.

– В смысле, где я была? – удивилась та, делая большой глоток. – Тут была, с мамой. А ты почему спрашиваешь?

Вместо ответа Аля тяжело вздохнула, а Катерина попыталась наморщить идеальный лобик, но ей это не удалось.

– Ты что, меня подозреваешь? – и, сделав еще один глоток, снова рассмеялась, пораженная до глубины души нелепостью идеи. Длинные замысловатые серьги, почти достававшие Катерине до плеч, зазвенели в такт ее хрустальному смеху, а Аля невольно позавидовала. Одета Катерина была в легкое зеленое платье на тонких бретельках, открывающее идеальную шею и не менее идеальную грудь. Хоть сейчас на обложку журнала. Со способностью так выглядеть дома надо родиться.

– Кать, я, – Аля выделила это «я», внимательно наблюдая за реакцией Катерины, – тебя ни в чем не подозреваю. Мало того, я уверена, что ты не стала бы Петеру горло перерезать.

Бокал вывалился из рук Катерины, и на тонком вишневом ковре, призванном защитить золотистый паркет от бед и ненастий, немедленно расплылось пятно. В комнате отчетливо запахло крепким спиртным.

– Ему что, перерезали горло? – Глаза Катерины расширились, попирая все законы природы, и, казалось, заняли все лицо. Она автоматически поднесла руку к собственному тонкому горлу, словно закрывая его от неизвестного злоумышленника. – О боже, зачем ты мне это сказала? Ты же знаешь, что я ненавижу кровь, я сразу в обморок падаю от одного вида! Тебе же Ника рассказывала, как ходила со мной кровь сдавать, когда я близнецов ждала? Нас тогда обеих чуть не выгнали, у меня прям истерика натуральная началась, когда я эту иглу увидела. И там еще медсестра была такая со зверской рожей, такой только детей пугать… О боже, и как я теперь с этим буду жить?

– Зависит от тебя, Катя, – с нажимом ответила Аля. – Ты уверена, что мама подтвердит, что ты была дома?

– Подтвердит, конечно! Я… в общем, у меня, конечно, все свое и натуральное, сама знаешь, никаких операций, ничего, но ты ж понимаешь, мне надо как-то жизнь устраивать. А с этим дебилом я в постоянном стрессе и совсем не в ресурсе, даже в спа нормально не сходишь, эта сволочь мне все карты заблокировала.

– Давай покороче. Что ты сделала с лицом, где и когда? – усмехнулась Аля, осознавшая, что необычный вид Катерины – это результат косметических